Космический десант

— Многие писали, — возразил Грубин. — Только все письма на почте перехватывают, а потом, где этот писатель? На трудовом шефстве. Да еще, как назло, наш город железной дороги не имеет и окружен непроходимыми лесами.

— Не такими уж непроходимыми, — вмешался Удалов.

— Я боюсь, Пупыкин справится с любой комиссией. У него по этой части опыт. У него документация отработана — комар носу не подточит.

— Странно мне смотреть на вас, друзья, — сказал Удалов. — Вы все такие же самые, как и в настоящем мире. И внешне, и по голосу. И в то же время — не такие. Ну, мог ли я когда предположить, что Корнелий Удалов, человек честный, прямой и даже добрый, может стать прислужником у мелкого диктатора?

— Не надо, — попросил двойник. — Это в прошлом. Я все осознал.

— Что же, одного Пупыкина достаточно, чтобы вы из энтузиастов, строителей светлого будущего превратились в болото?

— Пупыкин не один, — вздохнул Минц. — Это целое направление: пупыковщина. Подлая личность не может изменить историю, если не сколотит банду таких же подлецов. У них на словах все так же, как в нормальных местах. А бумаги фиксируют счастье и прогресс. Пупыкин многим нужен. При Пупыкине можно не думать. А служить. Хорошо служишь — все имеешь. Даже жену молодую тебе могут на дом доставить. Не проявляешь верности… сами понимаете. И с каждым днем становится все больше верных служителей. И пресса у него в руках.

— Вернусь домой — скажу Малюжкину, какую он роль играет при Пупыкине, — он меня убьет, собственными руками убьет. Он же жизнь отдаст за свободу и демократию, — проговорил Удалов.

— И ветераны, — продолжал Минц.

— Вы Ложкина не знаете — он вчера на площади демонстрацией руководил за спасение часовни Святого Филиппа!

— Нет, я сам видел, как Ложкин эту часовню собственными руками на субботнике рушил, — возразил Грубин.

— А ты, Грубин, молчи. Я-то знаю, на что ты в самом деле способен. Весь наш город гордится твоими изобретениями!

Стало прохладно. Облака потемнели, снова подул ветер.

— Мне пора возвращаться, — напомнил Удалов. — Только желательно от Минца формулы получить.

— Формулы у меня в голове, — сказал Минц, — я все бумаги сжег.

Ситуация была какая-то ненастоящая, мистическая, словно приснилась. Стоял Удалов в своем родном Гусляре, окруженный не только друзьями, но и самим собой. Сейчас бы пойти посидеть в кафе или в театр махнуть, как культурные люди. А вместо этого они таятся за сараем на опустевшей базе реставраторов и даже не знают, куда деться и что делать дальше.

— Я в подшефное хозяйство пойду, — решил вдруг двойник Удалова. — Пойду Ксюшу проведаю. Мне ведь тоже домой нельзя.

Слова двойника Удалова обрадовали — значит, все же не чужие они люди. И он принял решение.

— Значит, так, — начал он, и все его внимательно слушали.

Потому что Удалов приехал из нормального мира.

— В наш мир сейчас отправится Лев Христофорович. Он сразу пойдет в гости к нашему Минцу и все ему расскажет. Заодно и формулы сообщит. У Минца голова государственная, что-нибудь придумает. А два Минца тем более придумают. Если нужно, сходите к Белосельскому, он может подсказать, к кому в области обращаться. А то и в Москву. Как решите — сразу обратно. Мы будем ждать.

— А вы, Корнелий Иванович? — спросил Минц.

— А я вместе с моим близнецом на сельскохозяйственные работы отправлюсь. Боюсь, что ему без меня у Ксюши прощения не получить.

— Спасибо, ты настоящий друг, — произнес второй Удалов, и скупая слеза покатилась по его грязной исцарапанной щеке.

Удалов достал платок, вытер ему слезу.

— А мне что делать? — спросил Грубин. — Я тоже хочу участвовать.

— Ты будешь ждать. В резерве, — определил Удалов. — Веди пропаганду в народе, готовь перевыборы.

Все послушались Удалова и, выйдя из-за сарая, стали подниматься вверх, переулком, чтобы не попасть на глаза противникам.

Уже поднялись до половины склона, как вдруг Минц остановился.

— То, что вы предложили, Корнелий, — сказал он, — очень разумно. В каком-нибудь фантастическом романе, наверное, так бы и произошло. Я бы отправился в параллельный мир, оттуда получил бы совет и помощь, вы бы с Удаловым подняли восстание в подшефном хозяйстве, где много горючего человеческого материала. И был бы счастливый конец. Но я сейчас сообразил: мы же не в романе!

— Ты прав, Лев Христофорович, — поддержал Грубин. — Мы в реальной жизни. И действовать должны, как будто никаких параллельных миров и нет. Может, их и в самом деле нет?

— Как так? А я? — спросил Удалов.

— А ты нам только снишься, — заключил Грубин.

— Точно, — подтвердил второй Удалов. — Ты прав, Саша. Сами мы Пупыкина вырастили, сами и ликвидируем.

— У нас не может быть революции! — напомнил Удалов.

— Кто говорит о революции? — ответил Минц. — Мы собираемся навести порядок в своем доме.

Трое друзей переглянулись и согласно кивнули.

— Минутку, — сказал Минц и вытащил из кармана записную книжку. Быстро набросал на ней три строчки цифр и протянул Удалову: — Вот это передай моему двойнику. Это, конечно, не расчеты, но если бы я был на его месте, то обязательно бы догадался, каким путем идти.