Космический десант

— Эх, молодежь! — сказал укоризненно профессор. — В мое время мы заглядывали друг другу в глаза.

— Но здесь особый случай.

— Все случаи особые. Стандартных не бывает, — сказал профессор. — Иначе бы любовь потеряла романтический ореол. Возьмите термометр, молодой человек. Желаю личного счастья!

Дорогу до редакции Стендаль провел в размышлениях. Градусник оказался столь велик, что употребить его незаметно было невозможно. Жаль, что он не похож на наручные часы. Придется его вынуть в присутствии Эммы. Но под каким предлогом?

— Тебя главный спрашивал, — встретил Стендаля Степан Степанович, редакционный ветеран, пушкинист-любитель. — Велел, как появишься, — к нему. На ковер.

— А что? — Стендаль рухнул на грешную землю и мысленно ушибся: беседы с главным редактором редко проходили безболезненно, Малюжкин полагал, что его газета — центр Вселенной.

— Мы же начинание профессора Минца подхватили, на весь район аванс дали, а ты очерка не несешь.

— Эта тема закрыта, — сказал Стендаль. — Все. Выводим мохнатых коров.

— С твоим профессором не соскучишься. Только вряд ли Малюжкин тебя поймет. Он уже отрапортовал, сам понимаешь…

Стендаль положил на стол свою потертую папку. Мысли его сразу же покинули редакцию и перенеслись в тот близкий миг, когда он наконец узнает, да или нет… да или нет… А вдруг этот градусник реагирует только на кур?

Стендаль осторожно раскрыл папку, извлек градусник. Сердце колотилось. Руки дрожали. Градусник был теплым и увесистым.

— Ты чего? — спросил Степан Степанович, поднимая голову. — Градусник купил? Детей купать? Да у тебя и детей-то нет.

Стендаль смотрел на шкалу. Ртутный столбик покачался у нуля, пополз наверх и замер в районе семи градусов. Немного. Стендаль полагал, что Степан Степанович ему симпатизирует.

— Нет, — сказал он, стараясь казаться равнодушным. — Новая модель. Мгновенно измеряет температуру, влажность, давление и насыщенность воздуха пылью. Минцу прислали на испытания.

— Ой, Миша, Миша! — вздохнул Степан Степанович. — Взрослый парень, а шутишь над пожилыми.

Он сел обратно, а ртутный столбик пополз вниз.

— Простите, Степаныч! — взмолился Стендаль. — Я не шутил над вами. Вы знаете, как я вас уважаю.

Редакционная секретарша, тайно влюбленная в Стендаля, о чем знала вся газета, заглянула в комнату.

— Миша, — сказала она, — вас главный спрашивает.

Стендаль тут же направился к ней, не спуская глаз со шкалы. По мере приближения к секретарше столбик начал расти. Когда температура поднялась до двадцати пяти, Стендаль спрятал градусник за спину и улыбнулся секретарше.

— Спасибо, — сказал он.

— За что, товарищ Стендаль? — зарделась секретарша.

— Сте-е-енда-а-аль! — донесся отдаленный рык.

Редактор Малюжкин глядел в упор на стоявшего в дверях Стендаля. Взгляд из-под густых черных бровей был ясным и твердым. Малюжкин был красив и величествен, седеющие упругие кудри и глубокие морщины в углах рта придавали ему сходство с каким-то известным киноактером.

— Садись, Михаил, — сказал Малюжкин.

Стендаль положил градусник на колени так, что письменный стол закрывал его от взора главного редактора.

— У профессора Минца был?

— Только что от него, — сказал Стендаль.

— Как новая порода пернатых, то есть… — Малюжкин улыбнулся, — волосатых?

— Профессор отказался от дальнейших опытов.

— Не надо шуток, — сказал Малюжкин. — Не время. Несколько хозяйств запросы прислали. Есть возможность возглавить движение. Отказываться поздно. Надеюсь, ты так и сказал профессору?

Стендаль покосился на градусник. Под столом было темно, пришлось вытянуть его оттуда. Столбик нервно метался возле нуля.

— А мы, — продолжал задумчиво редактор, — уже шапку придумали: «Золотое руно птицеферм!» Красиво?

— Это, конечно, хорошо, — согласился Стендаль. — Но профессор уже начал выводить длинношерстных коров. И мы можем набрать другую шапку: «Золотое руно скотных дворов!»

— Издеваешься? В тот момент, когда наша газета может прославиться на всю область? Иди и без согласия профессора разводить длинношерстных кур не возвращайся. Если к шести не будет согласия, пеняй на себя.

Стендаль вздрогнул. В шесть у него было свидание с Эммой.

— Товарищ редактор! — взмолился он. — Профессор не согласится. Профессор меня не примет. Профессор занят.

— Ах, все отговорки! — сказал Малюжкин. — Все отговорки. А в номере должны быть новые данные о курах. Без сомнения.

Стендаль понял, что правдой здесь ничего не добьешься. Главное было — выиграть время.

— Профессор Минц, — сказал Стендаль, — попал под машину. Ничего страшного.

— Как ничего страшного? Гордость науки нашего города — под машиной, а ты считаешь, ничего страшного? Где он? В больнице?

— В городской. Его завтра выпишут. Легкие ушибы.

— Сейчас же звоню туда, — сказал Малюжкин, протягивая руку к телефону.

— Зачем? Он не может разговаривать. У него нервный шок.

— Странно. А ты уверен, что это не шутка?

— Такими вещами не шутят, — сказал Стендаль, проклиная себя за душевную слабость.