Космический маразм

Меня всегда подобные вещи впечатляли. Наверно, каждый человек испытывал нечто подобное, изучая теорию функций комплексного переменного. Вот вроде бы на что виртуальная штука эти мнимые числа, а проделаешь с ними что-нибудь эдакое, глядишь – числа-то уже совершенно себе действительные, а то, не приведи Бог, и вовсе натуральные.

Это я, собственно, не просто так рассказываю. Я испытал на себе абстракцию в полном смысле этого слова, когда на меня накатил превратившийся в тучу Морген. Я не потерял способности мыслить и воспринимать окружающий мир, но что за мир меня окружал, я понять никак не мог.

Вокруг меня что-то находилось, и я мог различить отдельное нечто с одной или с другой стороны. Однако назвать эти объекты или хотя бы с уверенностью заявить, что это именно объекты, а не ерунда какая-то, я не мог.

Вот, к примеру, прямо спереди от меня висело вроде бы облако. Однако лишь только я попытался его рассмотреть и понять, какое оно, это облако, то тут же понял, что это не облако, а сомнение. Оно как раз во мне и зародилось по поводу облака, поскольку облака не бывают оловянными, а сомнение излучало оловянный блеск. С другой стороны, такой блеск вполне могло отбрасывать и стекло, и, выстроив в голове все эти слова в ряд, я отчётливо увидел, что сомнение стало вполне себе уверенностью, созданной из твёрдого и увесистого дерева. Это был рубленый дом.

Я не то шёл, не то парил к нему в густой дымке, которая и возникла-то, должно быть, как раз потому, что я именно парил, а дымка была похожа на пар, потом споткнулся, чертыхнулся и дошёл до ручки. Я дёрнул за ручку и увидел за дверью сумрачное помещение, освещавшееся двумя свечами и одной тусклой желтоватой лампочкой, которые были свалены в одну бесформенную кучу на столе, лежащем вверх ножками слева, у распахнутого настежь окна, за которым стоял солнечный летний денёк, уныло скрипя подошвами.

На скамье посреди комнаты восседали три-четыре человека. Я никак не мог сосредоточиться на них, поэтому не мог точно назвать их количество. Попытался посчитать по головам – голов оказалось семь, отчего я и решил, что людей то ли три, то ли четыре.

- Здравствуйте, - сказал один из обитателей дома, сверкнув пенсне из розовой пластмассы. – Заходите, гостем будете.

- Здравствуйте, - сказал я. – А вы, простите, кто? И где я оказался?

- Как же это вы не знаете? – ответил другой голос – женский, но низкий, словно мужской, откуда-то снизу, из-под пола. – Вы с Луны, что ли свалились?

- Не знаю, - честно ответил я. – Точнее, не помню.

- Вы на корабле, - ответил первый голос, и говорящий внезапно оформился в плешивого неказистого мужичка, который висел передо мной в воздухе и дрыгал ногами. – Корабль сейчас начнёт погружение под землю, а там нас ждёт двуликий анус.

- Кхм, - сказал я. – А можно не погружаться? Я вообще-то друзей своих искал.

- Можно и не погружаться, - ответил мужичок. – А вот насчёт друзей не скажу, я не по этой части. Это вы лучше у сынка моего спросите, он у нас ума палата. Всё о здоровье своём заботится, метавитамины какие-то пьёт. Недавно вычитал где-то про сыроедение и стал сыр жрать тоннами.

- И где же ваш сын? – не понял я.

- Да что же вы, ослепли? – спросила женщина из-под пола. - Вон же он, в кастрюле спрятался.

Я присмотрелся и увидел, что справа, на лавке, стоит большой бак, из которого валит пар.

Я осторожно приблизился к нему и заглянул внутрь. Вместо дна у кастрюли открывалась бесконечная пропасть, на краю которой болтался в петле человек, одетый в потрёпанный старомодный костюм. Он внезапно улыбнулся и открыл один глаз, оказавшийся вращающимся диском в сине-зелёный горошек. Я инстинктивно дёрнулся, отстраняясь от повешенного, и свалился вниз, полетев в пропасть. Однако сразу же понял, что это не пропасть, а висящая в пустоте железнодорожная платформа, украшенная табличкой «Дно».

Я как-то сразу осознал, что платформа политическая, а на ней изготовлена обувь – видимо, красные сапоги, поэтому тут же подошёл бронепоезд, в борту которого приветливо распахнулась дверь.

Из двери показался бледный и очень светловолосый человек в старой военной форме и спросил:

- Едете?

- А куда этот поезд? – спросил я.

- Это не поезд, - с каменным лицом ответил военный. С лица при этом осыпались крошки гранита, поскольку для произнесения фраз лицу приходилось хоть немного, но двигаться.

- А что же это? – спросил я.

- Космический корабль, - ответил каменный человек. – Не видишь, что ли, паруса?

Я поднял глаза и увидел над бронепоездом несколько полосатых кусков резины, натянутых на сложную паутину из верёвок.

- Вижу, - ответил я. – Тогда еду, если космический.

Однако мой собеседник ничего мне не ответил, поскольку оказался скульптурой, привинченной к носу корабля. Я еле успел запрыгнуть на борт, как корабль тронулся и погрузился в воду своим тяжёлым каменным носом.

- Что-то дрянной у вас корабль, - сказал я в пустоту. – Не плавает.