Мы свою работу сделали, теперь дело было за местными розыскниками… Шейх добился своего, лаборатории «Ханри Сэвайвил» теперь принадлежали ему. Все, что осталось мне – рисунок, где я улыбалась Санни, а он держал меня за руку, да планшет, который прихватила в его комнате и успела пристегнуть к фиксатору на поясном ремне Ровера, до того, как это кто-нибудь заметил.
Машинально…
Думать об этом не хотелось. Мне нужна была передышка, я надеялась ее получить. Любым способом.
– Ты готова?
Сначала кивнула и лишь потом сообразила, о чем именно спрашивал Лазовски.
Кивнула снова, теперь уже Куиши, во взгляде которого не было ни тени сочувствия. Только признание того, что все мы справились.
Мою слабую попытку освободиться и продолжить путь самой Ровер пресек, еще крепче прижав меня к себе.
Не очень-то и хотелось!
Гул стихал медленно. Сначала замолкали те, кто был ближе, потом «доходило» и до тех, кто стоял дальше. Флотские, парни из СБ в штатском.
Кто-то заканчивал фразу, лишь затем обращая внимание на то, что его собеседник смотрит не на него, кто-то обрывал реплику на полуслове… И все смотрели, смотрели, смотрели… На выгоревшую кожу на моем виске, где был чип командного, на разбитые руки, едва прикрытые платьем ноги, на то, как мои пальцы стискивают ткань его кителя.
А потом отводили взгляды, признавая, что это именно я – женщина, сделала то, чего не смогли они – мужчины.
И только один не отвел, но вынужденно отступил в сторону, освобождая Роверу дорогу.
Лицевой щиток тактического костюма был поднят, глаза искали встречи с моими, в желании узнать то, что я поняла только теперь.
Это не была воля судьбы – Слава Шторм, который выстроил операцию так, что именно его друг, а не Марк первым добрался до меня.
Это не был выбор из двух – закономерность единственного из возможного.
Но это ничего не меняло, потому что один, заставив поверить в чудо, остался прошлым, а второй, помогая собрать себя заново, стал настоящим.
В горы мне пришлось отправиться одной.
Насколько я сумела понять по той тщательности, с которой Лазовски оберегал меня и Шаевского от общения с желающими узнать подробности операции, кому-то они со Штормом успели прищемить хвост.
И ведь не скажешь, что для подобных выводов наличествовали факты – нюансы, ничего более, но в результате своих рассуждений я была уверена. Такого ажиотажа не было даже после Зерхана.
А уж там-то… Сравнивать эти два задания я бы не взялась.
На Земле ничего не изменилось. Бот только лег на стапель посадочного стола, тут же неподалеку приземлился кар Жерлиса – директора Службы Маршалов. Вряд ли только для усиления позиций. После ТАКИХ операций иначе и не встречают.
Виктору повезло больше: из одного госпиталя да в другой, я только и успела коснуться рукой регенерационной капсулы и подмигнуть.
Все было уже не столь страшно, за семь дней полета его успели подлатать, но Ровер продолжал нагнетать обстановку. Не без помощи медиков, но попробовали бы те высказаться против. Ради такого случая генерал Орлов пожертвовал своим крейсером, совершенно случайно оказавшимся на орбите Эстерии, так что приказ; «Не подпускать», врачи выполняли с истовостью добрых тетушек.
Ну а мне досталось. Не возвращение домой, а экстренная эвакуация. И, что самое удивительное, из военной разведки – никого, одни штабные. Не ошибешься, морды сытые, наглые… Я, конечно, преувеличивала, но незначительно.
До меня они так и не добрались. Пока начальство отвлекало внимание, неподалеку опустился еще один катер, на котором меня под шумок и вывезли. Друг-напарник Эскильо и отец.
Еще один повод задуматься о собственном будущем. Старший Мирайя бодрился, но обмануть меня ему не удалось. Тени под глазами, нервный, дерганый взгляд, усилия, которые прилагал, чтобы не смотреть на заклеенный биотканью висок – он был в курсе произошедшего на Приаме.
Спрашивать, знает мама или нет, я не стала – не знает. В нашей семье все удары на себя принимал именно он. Очередная иллюстрация к тому, о чем я уже задумывалась; знать и видеть своими глазами…
Родители приняли мой выбор с той же убежденностью в том, что свою судьбу каждый должен решать сам, так же, как приняли выбор моих братьев. Но… Но те были мальчиками… мужчинами, а я…
Я догадывалась, о чем думал отец, прижимая меня к себе настолько крепко, насколько это было возможно в присутствии посторонних. Вот только сказать ничего не могла, в голове царил хаос.
Мне нужно было время. Разобраться в себе, во всем, что произошло сначала на Зерхане, а затем и на Маршее. Понять, к чему подводил меня Шторм, загоняя в ситуации, когда приходилось переступать через собственные возможности и взгляды. Оценить, готова ли я к тем изменениям, которые он провоцировал. И, что было для меня важнее, хочу ли я этого!
Возможно, Ровер это понимал не хуже, а то и лучше меня.
Летели мы больше трех часов. И это на военном катере и по «зеленому» коридору! Взгляд несколько раз замечал на экране пилота возникающие символы закрытых зон. Пересекали, словно их для нас не существовало.