Космический маршал. Очень грязная история

Фундаменталисты. Кастовость, жесткое и раннее воспитание.

Сталкиваться раньше не приходилось, только слышала, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, почему я не замечала, что бы Шуте улыбался. Проявление эмоций – признак слабости.

Если удержится у нас, с этим придется что-то делать.

Вздохнув – хотела я того или нет, но уже примеряла на себя будущую должность, продолжила просматривать дело Виешу.

Блестящее поступление в военное училище, в восемнадцать, вопреки желанию семьи, ушел в академию розыска. Полтора года службы и рапорт о переводе к нам. Переподготовка… Живет отдельно, с семьей контакты не поддерживает.

Сделала себе пометку: момент, требующий уточнения. С одной стороны, явный конфликт с родными, с другой… правила и нормы, привитые с детства. Могло стать проблемой в самый неподходящий момент.

Остальное я видела своими глазами. Трезвый аналитик, умеющий видеть, слышать, замечать, делать выводы. По отчетам, которые я получала четыре раза в сутки – на лайнере действовала земная продолжительность дня, это все было хорошо заметно. Обстоятельно, но без ненужных подробностей. Суховато, но достаточно образно, чтобы представить картинку.

При всей своей идеальности и правильности, на роль человека Славы он не подходил. Недоставало авантюризма.

Передвинув его имя в отдельный столбец, перешла к Эмилии.

Да… девочке во время подготовки досталось едва ли не больше всех, но иначе было нельзя. К женщинам подход особый. Выдержит – не выдержит. Слишком много грязи вокруг, слишком вероятны ситуации, когда рассчитывать придется только на себя.

Николя тогда баловался с детками еще почти полчаса. Несмотря на полученные результаты, останавливать я его не стала.

Причин было две. Во-первых, еще не пройденный моими подопечными порог их устойчивости и не возникшее у них же желание доказать СБ, что не они самые крутые. Ну и, во-вторых, хотелось просто посидеть с Ромшезом и спокойно поболтать.

Дала я «отбой», лишь когда Эмилия, доведенная до бешенства вопросом Валева, что именно ей нужно было от сотрудника Службы Безопасности, встала и, подойдя к Стасу, залепила тому звонкую пощечину.

Если я хотела увидеть предел, то это он и был. И не только для Эми. Не сделай она этот шаг, Александр устроил бы драку. А сдержись и он, Шуте выдал бы нам аналитические выкладки, в которых четко доказал, что данные методы ведения беседы могут быть приравнены к бесчеловечным.

Знала я об этом абсолютно точно. Каждый их шаг и каждое слово контролировалось до самого вылета.

Заставив себя избавиться от воспоминания – Валев и Ромшез вызывали все еще болезненные ассоциации, вернулась к данным по Эмилии.

Родители Солк не имели отношения ни к армии, ни к любой другой структуре, которая могла бы намекать на ее внутреннюю предрасположенность к службе. Оба – учителя. В семье – одна. Детство – чисто. Детский сад, начальная школа… Любящая и любимая.

В двенадцать – первое знакомство с насилием. В соседнем доме отец до полусмерти избил дочь, одноклассницу Эми.

Переломный момент.

Затем спортивные секции с упором на единоборства, стрельба, пилотирование. Дальше, по накатанной. Опять академия розыска и специализация;

Служба Маршалов. Находчивость, умение владеть собой, способность «видеть» ситуацию и быстро принимать решения.

Чем дальше, тем Эми нравилась мне все больше. Вряд ли тем, что напоминала мне меня саму в таком же счастливом возрасте, скорее, наличием у нее неплохого потенциала, который хотелось вырастить и укрепить.

Отчеты более «живые», чем у Александра или Шуте. Вроде и набор слов тот же, но за каждым из них ощущение личного присутствия. Знакомство с Лаурой, общение с Анной. Радость, когда дочь Шаевского рассказывала об отце, напряженное нежелание говорить о матери…

Еще один момент, который вызывал неоднозначное отношение к нему. Вроде и ничего не значило – у многих девочек в этом возрасте были проблемы во взаимоотношениях с кем-то из родителей, но присмотреться стоило. Самой.

Добавив фамилию Солк в тот же столбец, где уже находился Шуте, перетащила на этот же экран данные об Анне Вихревой. Мы все называли ее женой Шаевского, но их брак до сих не был зарегистрирован.

Для меня отсутствие официальной записи в личном деле всегда выглядело лишь формальностью, но только не в этом случае. Удивительно, еще прошлым вечером я так не думала. Важнее было то, что сказал на берегу озера Виктор: «Познакомлю со своей семьей…»

Мне хватило короткого разговора со Штормом, чтобы искать двойной смысл там, где его, вроде как, и не было. Если мой друг «созрел» для семейной жизни только после Маршеи, они просто физически не смогли бы зарегистрировать свой брак.

Но… Вот это самое «но» и продолжало не давать мне покоя. Да и взгляд, которым смотрела на меня с голографии белокурая женщина, мне не нравился.

К чему могли привести подобные рассуждения, узнать мне не пришлось, из раздумий вырвал зуммер информера, а через секунду, откликаясь на мою команду, вспыхнул внутренний дисплей.

Предчувствие сработало раньше, чем увидела лицо посетителя.