— Звучит, как убежденность, что жизнь, несмотря ни на что, продолжает идти вперед, — повела я плечами. Ровер отпустил сразу, отступил… — Мне тоже не хватает тебя. Очень! — вздохнула я, развела руками… Одинокая капля кофе сорвалась с края перевернутой чашки, плюхнулась на светлый пластик пола. — И нам придется с этим жить…
— Мы можем хотя бы попытаться… — его голос звучал равнодушно.
Как у того Ровера… до Приама. Не второго Приама, который убил все, первого, сумевшего подарить нам несколько месяцев счастья.
— Забыть? — закончила я за него. Мое спокойствие тоже было защитой. — Я не перестала быть твоим другом, но как женщина…
Чашка сорвалась вслед за каплей, разлетевшись осколками. Я, стиснув зубы, чтобы не завыть, закрыла лицо руками.
— Лиз… — он все-таки прижал меня к себе. Крепко, надежно… — Лиз…
— Это — наше проклятье, — справившись с вставшим в горле комом, прошептала я. — Дар и… проклятье.
«Ты будешь моей кайри?»
Слова, которые я произнесла, были чужими, но их суть опутала нас всех невидимыми нитями. Ни развязать, ни разрубить.
— Я могу тебя попросить не лезть в самое пекло? — спросил он. Когда я шевельнулась, чуть отстранился, позволяя опустить руки, но так и не отпустил, обняв еще крепче. — Просто попросить…
— Я постараюсь, — отозвалась я, вдыхая такой знакомый запах тела.
Родство душ, слияние тел…
Ровер научил меня верить в будущее, Риман — жить настоящим.
— Нет, Элизабет, — хрипло выдавил он из себя. — Это — приказ! Во все этой кутерьме ты должна… обязана выжить!
Я не отстранилась — вырвалась из его объятий:
— Не смей! — хлестнула словами, видя то, что он прятал от всех, но позволил заметить мне.
— Ты меня неправильно поняла, — произнес он… едва ли не безразлично.
— Я тебя поняла правильно, — медленно вздохнув, ответила я с таким же спокойствием. — Вы со Штормом похожи, оба отморозки. — С командного подняла внешку с информацией, которую просматривала перед его появлением: — Кто из этих шестерых самый опасный?
— Радис, — не задержался он с ответом. — Джон Радис. Служил у Эхтандраева, но исчез еще до того, как мы добрались до адмирала. По косвенным данным был на Приаме вместе со Скорповски, страховал его.
— Откуда уверенность, что Радис в Союзе?
— Это больше чем уверенность, — нахмурился Ровер, на мгновенье вновь становясь «живым». — Из разных источников получены данные о том, что Горину, одному из доверенных лиц Эхтандраева, готовят побег. Радис в этой группе.
— И ты отдал его мне? — задумчиво уточнила я, наблюдая, как меняется выражение его лица. Твердеют линии, деля на черное и… белое… — Не ты, — вздохнув, горько усмехнулась я, — Орлов. А ты узнал слишком поздно, чтобы изменить.
— Генерал уверен…
— Генерал правильно уверен, — перебила я его, невольно скосив взгляд на осколки чашки.
Вот и моя жизнь…
И Ровера…
И Орлова…
— Я обещаю тебе, что буду осторожна, — подошла я к Геннори. Прижала ладонь к его щеке, вздрогнула, когда он накрыл ее своей, — но и ты пообещай, что не позволишь себе вновь оказаться в той тьме.
— Звучит, как ультиматум, — во взгляде Ровера был укор.
— Как гарантия моего спокойствия, — поправила я его. — Не хочу терять тех, кто мне дорог.
— Я сделаю все, что от меня зависит, — едва заметная улыбка тронула его губы. — Хочешь, отвезу тебя домой.
— А сам? — ответила я иронично. — Обратно, в Кошево?
— Ты же все понимаешь, — склонил он голову, так и не отпустив мою руку. — Я рад, что пришел сюда.
— Я — тоже, — не покривила я душой. — Если тебе будет не с кем поговорить…
— Госпожа Лазовски! — в кабинет без стука влетел Кабарга. Остановился, глядя на нас не просто удивленно — ошарашенно. — Прошу меня простить, — пятясь, скрылся за закрывшейся створой.
— Аксинья девушка хорошая, не обижай ее, — вновь посмотрела я на Геннори. — И береги себя, — отступила назад.
Мою руку он отпустил только теперь:
— Мне было трудно прийти, но уходить…
— Я тебе помогу, — отходя к двери, усмехнулась я. — Давай! Вали!
— Категорично! — вновь окидывая кабинет быстрым взглядом, откликнулся он. Подошел… прикосновение губ к щеке было коротким, но обжигающим: — Славка и ты… Ближе, чем вы, у меня никого нет…
Он уже вышел, а я продолжала стоять, прислонившись к стене… Стоять и думать о том, что все могло быть иначе.
Могло, но… не стало… И нам предстояло с этим жить…
Глава 3
— И давно он в таком состоянии? — расстегивая фиксатор воротника-стойки, поинтересовался Ежов у Злобина.
Тот просто пришел раньше, мог быть в курсе.
— Как вернулся из Штаба, — флегматично отозвался Борис, тоже посмотрев на застывшего у псевдоокна Орлова. Стоял генерал спиной к ним, но для понимания, насколько взвинчен, хватало и этого. — Предлагал коньяк, — продолжил Злобин, потерев подбородок, — отказался, сказал, что мешает думать.
— Думать? — скептически переспросил Ежов. Снял китель, аккуратно повесил на плечики, вернул их во встроенный в стену шкаф. Размял шею и плечи и только после этого заговорил вновь, словно лишь теперь заметив направленный на него взгляд Бориса: — Уверен?