Космическое лето

Со второй корзиной я покончил, когда время уже подходило к полудню. Солнце жарило, словно в последний раз. На севере собирались высокие кучевые облака. Летучие мыши со свистом проносились над самой землёй – верный знак, что вечером будет дождь.

Я немного передохнул и собрался идти домой. Тащить две полные корзины было чертовски тяжело, да и рука всё ещё побаливала. Тогда я отыскал крепкую суковатую палку, повесил на неё корзины, а палку взвалил на плечи. Так дело пошло полегче. Хорошо было бы обмотать палку какой-нибудь тряпкой. Но не снимать же ради этого штаны – вдруг кто встретится по дороге.

И точно! Как вы думаете, кто мне попался? Разумеется, дядька Томаш! Только в этот раз он не спал, а сидел под виноградными кустами и посасывал настойку из бутылки.

– Здравствуйте, дядька Томаш! – вежливо сказал я и собрался быстренько проскочить мимо, но он махнул рукой.

– Ал! Присядь, передохни! Хочешь воды?

Он приветливо протянул мне бутылку, потом спохватился и спрятал её за спину. Судя по всему, он успел изрядно набраться.

– Извините, дядька Томаш! Я спешу – мне ещё в школу надо успеть.

Он покачал седой головой.

– Все куда-то торопятся! У всех дела, заботы. А я вот никуда не спешу. Куда можно спешить на этой чёртовой деревяшке, пропади она пропадом? – горько сказал он и со злостью топнул протезом.

Ну, что тут скажешь? Если у человека несчастье – он часто злится на весь белый свет. Только вот облегчение от такой злости временное, толку от него никакого.

Я вздохнул и поставил свои корзины.

– Дядька Томаш! Давайте, я помогу вам набрать улиток, а вы не станете больше пить? А то тётя Джуди сильно расстроится!

Понятно, что пьёт он не для удовольствия. Он как-то приходил к папаше и жаловался, что отрезанная нога по ночам болит и мешает спать. А перед дождём ноет, словно больной зуб. Да ещё и протез натирает культю, сколько ни подкладывай туда мягкие тряпки.

Я почти силой отобрал у него бутылку, и мы принялись наполнять его корзину. Провозились почти час, дядька Томаш больше мешал, чем помогал. Хорошо, хоть корзину ему тётя Джуди дала небольшую.

Дядька Томаш предложил меня проводить, но тут уж я сумел отказаться – скорость у него не та, что мне сейчас требовалась. Взвалил свою поклажу на плечи и боком, словно рак, потрусил по дороге. Пока добрался до дома, плечи свело так, что не разогнёшься. Я кое-как опустил тяжеленные корзины на крыльцо. Что характерно, папаша даже не вышел на них взглянуть. Но я этого ожидал, и ничуть не расстроился.

Я расправил спину и с наслаждением вылил на себя ведро воды возле колодца. Не холодной, конечно. Что я, дурак, что ли? Ведро с водой всегда стояло рядом и успевало нагреться на солнце. Потом я снова наполнил ведро и забежал домой перекусить и переодеться. Ещё пришлось ждать, пока мама погладит рубашку и штаны. А когда я, наконец, вышел на крыльцо, возле калитки стояла Лина.

***

На ней было лёгкое светлое платье в цветочек. Выгоревшие волосы рассыпались по коричневым от загара плечам. Длинные пальцы беспокойно мяли холщовую сумку.

– Привет, Ал! – сказала Лина и смущённо улыбнулась. – Я не опоздала?

Я так оторопел, что слова сказать не мог. А Лина пальцами босой ноги нарисовала кружок в дорожной пыли и продолжила:

– Родители решили, что мне тоже надо учиться.

Вот тебе раз! Я тут смертным боем бьюсь с папашей, а у неё всё так просто. Родители решили! Везёт же некоторым!

Тут я вспомнил, что если женюсь на Лине, то и буду жить с её родителями. И хотя они любят дочек, это сразу видно – неизвестно ещё, как они отнесутся ко мне.

И чего Лина смотрит на меня так внимательно, как будто чего-то ждёт? Прямо в краску вгоняет!

Я подобрал отвисшую челюсть и буркнул:

– Ну, пойдём, что ли.

Оказалось, что и спешить-то особо некуда. Утром я так старался закончить работу побыстрее, что даже дядька Томаш не сумел меня задержать. Вот что значит целеустремлённость.

Мы с Линой шли по улице. Она молчала, а я тоже не знал, о чём говорить. Спросить у неё как дела? Так на Местрии дела у всех идут одинаково. Свиньи толстеют, козы доятся, кукуруза поспевает.

Сильно саднило плечо, натёртое палкой с корзинами. Я досадливо поморщился. Если папаша не прекратит свои происки – за лето на мне живого места не останется. Может, ему надоест? Хотя, сомневаюсь, если честно.

Лина осторожно взяла меня за руку. Это было неожиданно. И, честно говоря, приятно. Я не стал выдёргивать руку, но и ладонь её не сжимал. Так мы и шли по улице – держались за руки и молчали.

Возле моста Лина остановилась. Отпустила мою руку и повернулась ко мне. Я понял, что от разговора всё-таки не отвертеться.

Глядя мне прямо в глаза, Лина сказала:

– Я знаю, что не нравлюсь тебе, Ал. Но не понимаю – почему. Я симпатичная, это все говорят. И совсем не дура, что бы ты об этом ни думал.

Вот уж точно – не дура. И что я должен ей ответить? А Лина продолжала:

– У моего отца большая ферма. Они с мамой хорошо к тебе относятся. Так в чём дело? Почему ты от меня бегаешь?