Читаем Космикомические истории: рассказы полностью

По расчетам X. Герстенкорна, продолженным X. Альфвеном, земные континенты — не что иное, как части Луны, упавшие на нашу планету. Луна вначале и сама была планетой и вращалась вокруг Солнца, пока близость Земли не заставила ее сойти с околосолнечной орбиты. Попав в зону земного тяготения, Луна в своем вращении по околоземной орбите приближалась к нам все больше и больше. В какой-то миг взаимное притяжение стало деформировать поверхность обоих тел, вздымая высоченные волны, от которых отрывались куски, кружившиеся в пространстве между Землей и Луной, — по преимуществу фрагменты лунного вещества, падавшие в конце концов на Землю. Потом под действием земных приливов и отливов Луна стала снова отдаляться, пока не оказалась на своей нынешней орбите. Однако часть лунной массы — вероятно, половина, — оставшись на Земле, образовала континенты.

⠀⠀ ⠀⠀

— Она делалась все ближе, — вспоминал Qfwfq, — я заметил это по дороге домой — скользнул взглядом снизу вверх по стенам из стекла и стали и увидел, что она уже не огонь, каких немало светит вечером, — и тех, что вспыхивают на Земле, когда в урочное время на электростанции опускают рубильник, и небесных, более далеких, но не столь уж и отличных, — во всяком случае, они не выбиваются из общего стиля (я употребляю настоящее время, но речь веду о тех далеких временах), — так вот, я увидал, что она стала не такая, как все прочие небесные и дорожные огни, приобрела рельефность на вогнутой карте тьмы и выглядит уже не точкой — даже крупной вроде Марса и Венеры, — не дырой, откуда льется свет, а целой порцией пространства и приобретает форму, определить которую сразу было нелегко, так как глаза еще не пригляделись, да и очертания были недостаточно отчетливы для правильной фигуры; в общем, я увидел, что она во что-то превращается.

И это впечатляло. Так как это «что-то», хоть и состояло непонятно из чего — а может, именно поэтому, — было не похоже на все, что окружает нас, на все эти штуковины из пластика, нейлона, хромированной стали, хлопка, плексигласа, синтетических смол, алюминия, винилового клея, облицовочного пластика, асфальта, цинка, асбеста и цемента — всего того, среди чего мы родились и выросли. Это было нечто совершенно чуждое, нездешнее. Я смотрел, как она приближается, словно собираясь ударить с фланга по небоскребам Мэдисон-авеню (тогдашней, совершенно не похожей на теперешнюю), — приближается по залитому светом коридору в темном небе, протянувшемуся по-над верхними карнизами, — как увеличивается, навязывая привычному для нас пейзажу не только свой неподобающего цвета свет, но также свой объем, свою тяжесть и свою несообразную субстанцию. И чувствовал: по всей поверхности Земли — по листам металла, по железной арматуре, по резиновым полам, хрустальным куполам, — по всему, что здесь у нас было обращено вовне, — проходит дрожь.

С максимальной скоростью, возможной при таком скоплении машин, я миновал туннель и направился к Обсерватории. Сибиллу я застал приникшей к телескопу. Обычно она не хотела, чтобы я к ней приходил в рабочие часы, и стоило мне появиться, на лице ее тотчас же отражалось недовольство; но в тот вечер — ничего подобного, она даже не взглянула в мою сторону, и было ясно, что ждала меня. Вопрос «Ты видела?» звучал бы глупо, но я сумел сдержаться только потому, что прикусил язык, — так не терпелось мне узнать, что она об этом думает.

— Да, планета Луна стала еще ближе, — произнесла Сибилла, прежде чем я успел ее о чем-либо спросить, — как и предполагалось.

Я почувствовал определенное облегчение.

— Предполагается, что потом она будет отдаляться? — осведомился я.

Сибилла, по-прежнему прикрыв один глаз, другим смотрела в телескоп.

— Нет, — отозвалась она, — Луна не будет отдаляться.

Я не понял.

— Ты хочешь сказать, что Земля и Луна теперь — парные планеты?

— Я хочу сказать, что Луна больше не планета и что у Земли теперь имеется луна.

Такими недомолвками Сибилла просто выводила меня из себя.

— Что за разговор? — возразил я. — Планета есть планета, все планеты равнозначны.

— У тебя поднимется язык назвать это планетой? Такой же планетой, как Земля? — Сибилла оторвалась от телескопа, подзывая меня. — Смотри! Куда там ей!

Перейти на страницу:

Все книги серии Классическая и современная проза

Похожие книги

Ленин и Керенский 2017. Всадники апокалипсиса
Ленин и Керенский 2017. Всадники апокалипсиса

Новая книга Александра Полюхова выходит в год 100-летия Большой Русской Революции и в отличии от предыдущих, носит не мемуарный, а пророческий характер. Как всякая книга о будущем, содержит эпизоды, которые можно назвать фантастическими. Поэтому все персонажи и происшествия в книге являются вымышленными и любое совпадение с реальными людьми и событиями случайно.Автор, используя как катализатор элемент фантастики (перенося в Россию XXI века вождей Февральской и Октябрьской революции Александра Керенского и Владимира Ленина), пытается дать прогноз на ближайшее политическое будущее нашей страны. Можно сказать, что с помощью художественного приема писатель дает хороший толчок российской политической системе и с интересом наблюдает, что с ней происходит.Отличный язык, увлекательный сюжет, аналитические способности автора и его хорошее знание как политической закулисы, так и работы российской и зарубежных спецслужб превратили книгу не только в увлекательное, но и в крайне познавательное чтение.

Александр Александрович Полюхов

Фантасмагория, абсурдистская проза
Улисс
Улисс

Если вы подумали, что перед вами роман Джойса, то это не так. На сцену выходит актер и писатель Иван Охлобыстин со своей сверхновой книгой, в которой «Uliss» это… старинные часы с особыми свойствами. Что, если мы сумеем починить их и, прослушав дивную музыку механизма, окажемся в параллельной реальности, где у всех совершенно другие биографии? Если мы, как герои этой захватывающей прозы, сможем вновь встретиться с теми, кого любили когда-то, но не успели им об этом сказать в нашей быстро текущей жизни? Автор дает нам прекрасную возможность подумать об этом. Остроумный и живой роман, насыщенный приключениями героев, так похожих на нас, дополнен записками о детстве, семье и дачных историях, где обаятельная и дерзкая натура автора проявляется со всей отчетливостью.

Иван Иванович Охлобыстин

Фантасмагория, абсурдистская проза