Космиты навсегда

— Ну, я дурак! Я ведь ей все рассказал! Иваныч, война с Германией в моем мире прошла совсем не так, как здесь; она тоже началась 22 июня, но началась с величайшей катастрофы. Сталин с Жуковым загнали войска на самую границу, но окопов не нарыли, а изготовились к наступлению. Вся кадровая армия попала под первый удар и погибла, а все последующее — импровизация с миллионными жертвами, растянувшаяся на четыре года. Немцев разбили, но великой кровью. А я все рассказал Герде, про все крупнейшие операции, про направления контрнаступлений, даже точное время начала артподготовок советских войск! Она вернется, все расскажет и ей поверят! С их тягой к мистике ей поверят, примут меры и ход истории моего мира изменится, мне некуда будет возвращаться, это будет уже не мой мир! Что я наделал?! Чем я только думал?!

— Да уж, думать головой в присутствии этой потрясающей женщины не очень получается.

— Твоя правда, я думал о ее дивных контуров потрясающем животе, а не о последствиях… Жми!

Наконец Додик свернул с трассы и повел машину по узкой лесной дороге. Вскоре показался знакомый холм, и наш путь преградило желтое такси, едущее нам навстречу. Шпион остановил машину, мы выскочили и побежали наверх. Возле сараев Герды не было…

— Неужели опоздали?! Герда-а-а!

Я бухнул ногой в дверь первого попавшегося сарая: никого.

— Иваныч! Посмотри там. Может, еще не поздно?

Мы осмотрели четыре сарая, Герда обнаружилась в пятом… она вышла нам навстречу. В одной руке она держала направленный на нас пистолет, а другой сжимала подаренного мной Чебурашку.

— Назяд! Нье нюшно менья останафльифать!

— Герда…

— Назяд! Я дольшня спастьи мой фатерлянд!

— Да зачем же?! Германия — прекрасная страна! Зачем ее спасать? Поедем со мной, ты только посмотришь на свою Германию и поймешь, что спасать ее не надо!

— Назяд… шнель! — скомандовала Герда, и мы отошли на пять шагов.

— Герда, остановись, прошу тебя…

— Ньет, я дольшня… Исфьиньи менья, Ян… — Она выронила Чебурашку и нажала на курок.

Мы с Ивановичем прыгнули в сторону и покатились с холма, а Герда выпустила нам вслед еще несколько пуль, фашистка…

— Ты живой? — спросил я Иваныча, когда мы докатились к подножью. — Я, кажется, убит…

Когда Герда выстрелила, я почувствовал толчок в грудь. Так всегда бывает, когда в тебя попадает пуля: сначала чувствуешь только толчок, боли еще нет, боль придет позже. Боль или смерть. Пришла боль. Грудь горела и дышать было очень трудно; левое легкое наверняка пробито, но почему горлом не хлещет кровь? Я распахнул сначала куртку, потом гавайскую рубаху и осмотрел рану. Входного пулевого отверстия не было, на груди красовался ровный прямоугольный вдавленный синячище багрового цвета, а еще ребра явно сломаны, но пулевой раны нет. Что за чудеса, мать вашу… Мать? Мама! Это мама! Я вытащил из нагрудного кармана фотопортрет матери в металлической оправе. Пуля угодила в него, но не пробила… В этом мире у меня ЕСТЬ мать и она меня бережет…

— Иваныч! Я родился в гавайской рубашке! У меня… Эй, Иваныч…

Додик лежал на спине, раскинув руки, из его рта струилась кровь, а по его очередной дурацкой рубашке от кутюр расползалось ярко-алое пятно.

— Э… Сика-Пука, Ван Ваныч, ты это… не умирай! — Я встал на колени рядом с ним. — Не умирай! Да?

— Меня на самом деле Биллом зовут, — пробулькал агент, — Билл Смит, дурацкое американское имя…

— Да хоть Билл Гейтс! — Я положил его голову себе на колени. — Давай не умирай, слышь, ты, Майкрософт, не гибни, эй…

— И чего я с вами, козлами, связался? — тихо проговорил он. — Надо было возвращаться в Америку, надо было ехать в Ирак, там тепло, а здесь холодно, очень холодно… мне холодно…

Я судорожно расстегнул и распахнул его рубаху: его живот был пробит в двух местах, и из пулевых отверстий струилась кровь. Не надо быть медиком, чтобы понять, что это конец.

— Все плохо? — спросил агент, увидев мой потухший взгляд. — Надо было ехать в Ирак… не хочу умирать… я не хочу…

— Иваныч! Все будет хорошо! Я быстро! Я отвезу тебя в больницу! — Я попытался встать, но он схватил меня за руку.

— Нет! Не уходи, останься со мной… еще недолго… останься до конца, мне будет не так страшно…

— Иваныч…

Что за черный рок?! За столько лет я впервые встретил человека, которого хотел бы считать своим другом, и вот… он умирает… умирает на моих руках, и я не могу ему помочь… или могу?! Конечно же, могу!

— Нет Иваныч, ты не умрешь! Не здесь и не сейчас!

Я вскочил на ноги, подхватил его под руки и потащил сквозь кусты на вершину холма.

Я тащил его наверх с тупым упорством, не обращая внимания на боль в груди и колючие кусты, тащил его вверх, стараясь не думать о том, что там нас может ждать Герда, готовая снова жать на курок. Вверх, вверх! Для него это единственный шанс. Меня переход в этот мир исцелил, и сейчас я вернусь обратно и возьму его с собой! Я очень надеялся, что это его спасет…

— Ты только не умри раньше сроку! Шпион хренов, еще чуток потерпи.

Я тащил его вверх и по ходу умудрился достать свой пистолет. Это для Герды: встанет на моем пути — уничтожу! Порву пулями ее дивных контуров потрясающий живот! Убью!