А дальше начался классический «семейный» скандал. Я решительным жестом низверг все эти тряпки, мыло и косметику на пол и с завидной энергией начал прыгать на этой куче, лишая вещи товарного вида, а Герда попыталась в отместку перегрызть мне горло…
Милая семейная сцена. Что ни говори, а к семейной жизни я еще не готов…
— Мое мило! Моя космьетика! Шайзе! Мой халятик! Думкопф! Русиш швайн! — кричала Герда, в пароксизме ярости накидываясь на меня и пытаясь впиться зубами в мою шею. — Крясифий халятик! Фсе похибать! Фсе прёпасть!
Я, конечно, поступил жестоко. Обычно я не отнимаю у детишек едва облизанный «Чупа-чупс», но это форс-мажор! Я отогнал Герду от моего горла и попытался объяснить ей, что столько вещей тащить небезопасно и подозрительно, если все это запихать в мой рюкзак, то он станет похож на распухший бурдюк, стеснит мои движения и привлечет ненужное внимание. Герда к доводам разума осталась глуха и, обливаясь слезами, рыдала над погибшим ширпотребом…
Я тоже вспылил и заявил, что если она хочет забрать халат, то пускай надевает его на себя, а я надену второй — для гармонии, — и в таком виде мы пойдем убивать Пронина; занавеску тоже пускай прихватит — когда нас пристрелят, из нее выйдет удобный саван для наших бренных останков! В вечерних газетах в рубрике «Из жизни пародирующих педерастов» или «педерирующих пародистов» появится броский заголовок «Убийцы в банных халатах, замотанные в занавеску, покусились на жизнь генерал-майора Пронина», а под заголовком — глумливое описание нашей кончины: дескать, пытались скрыться, но запутались в занавеске и сломились под грузом мыла и косметики! Пускай страна советов повеселится от души над нашим клиническим идиотством!
Мне потребовались невероятные усилия, чтобы убедить Герду бросить весь этот хлам здесь и не тащить его с собой. Я извращался, как мог, выдумывая кристальной чистоты доводы, но к ним Герда не прислушивалась. Тогда я сменил тактику и коварно, соловьем, запел ей комплименты, густо приправленные витиеватой лестью — именно это ее и убило. Женская логика налицо…
Скрепя сердце Герда отказалась от всего, но таки ухватила маленького подаренного мной Чебурашку и ни в какую не пожелала с ним расстаться. Ладно… лишь бы не плакала больше…
В 12 часов в соответствии с инструкциями Сика-Пуки мы воткнули в уши передатчики и вышли из гостиницы. Я нес Чебурашку, укрывшего приведенное в боевую готовность оружие. Все лишнее осталось в номере, а так же мой спальный мешок и лист перкаля. В мой небольшой рюкзак они не помещаются, а пристегивать их снизу подозрительно, ведь считается, что мы прогуливаемся, а не готовимся к капитальному шухеру.
— Начали! — Ровно в 12:02 в передатчике зазвучал голос Сика-Пуки. — Итак, убийцы, спускаемся к площади.
— Надеюсь, это Сика-Пука, а не мой внутренний голос, — пробурчал я, и мы отправились по маршруту, — мой внутренний голос уж очень горазд лабуду нашептывать…
— Твой внутренний голос до моего размаха не тянет! — весомо ответил агент.
— Ага... стало быть, не просто лабуду нашепчешь, а лабуду с размахом? Лютую лабуду?
— Лютую… а для Пронина просто-таки убийственную. Кстати, мы вроде собирались исполнить майора, а не выгуливать Чебурашку. Выбрось его! Немедленно! Я Герде другого куплю! Эта бадья в машину не влезет!
— Это не прихоть, это маскировка для оружия. А ты что, нас видишь?
— Конечно, у меня тут по всему маршруту мини-камеры натыканы.
— Ловко, но надеюсь что ты не в бункере сидишь перед экранами, а в «Запорожце»…. и надеюсь, двигатель заведен и прогрет.
— Натурально! Ты что, мне не веришь?
— Нет, конечно… Никому не верю, ни на что не надеюсь и никого не люблю, поэтому именины Веры, Надежды, Любви не справляю. Заметь: пункт «не верю» — на первом месте, а список «никому» возглавляет агент ЦРУ Сика-Пука. Но выбора у меня нет…
— Хфатьит! — гаркнула Герда все еще будоража в сердце остатки гнева и хищно скалясь на мое горло. — Ньет у фас ньикакой дисципльина!
Ого! Какая серьезная тетя! Какая матерая дисциплинированная убийца! Сама халатов мохнатых натырила, но все равно в суровые мрачные профи метит! Но она, конечно, права, пора «включаться».
— Спускайтесь в подземный переход, — деловым тоном скомандовал агент.
Мы прекратили пустую болтовню и молча шли согласно путеводным инструкциям Сика-Пуки, а я все никак не мог уловить нужный настрой для предстоящей «работы». Мы перешли на правую сторону улицы и начали движение вдоль Крещатика, когда агент объявил двухминутную готовность. Вот оно! Я ощутил знакомое чувство, которое настигает меня всякий раз, когда я собираюсь награбить денег, когда курки взведены и обратной дороги уже нет. Это щемящее чувство возникает внизу живота, поднимается вверх и заполняет всю грудь, а в горле начинает биться жилка. Это адреналин и те самые эндорфины, о которых говорил Похмелини, это наркотик… Поэтому бандитам «завязать» так же трудно, как отпетому торчку «спрыгнуть» с иглы…
— Короче шаг, — скомандовал шпион, — неспешно идите к горкому партии.