Космогон

– Тёмных, говоришь? Ладно, хвалю за проницательность. Но и без твоих откровений земнорощенных понятно, что не обошлось без Верховного. Слушай приказ, представитель. Возвращайся в себя немедленно и следуй за носителем до смерти. На мелочи не отвлекайся и не забивай разум идеями. Судить буду я, твоя задача чётко и доходчиво пересказать Космогону факты. Ты понял меня?

– Понял, – холодно ответил подчинённый начальнику.

Перед тем как уйти в себя, успел услышать, как старший по параллельности бурчит, излучая самодовольство: «Понял он… Тёмные… Ха! Так должно быть. Это правильно».

Сомнение укололо Чистильщика, но, погружаясь в информационный фронт сложного, как город, воспоминания, он не успел сосредоточиться на подмеченной мелочи.

Тени

Он был один на один с подступающей к городу ночью. Позади осталась червлёная закатным солнцем храмовая гора и шумное толпище в тени городской стены у Львиных ворот Иерушалаима.

Он не мог понять, что именно слышится ему – людской, похожий на шум Галилейского моря ропот или ветра шум в кудрявых кронах олив на горе Масличной. Вернее всего, ветер. Людям он запретил за собою следовать. Душу его жгли истовые слова ученика: «Почему я не могу последовать за тобою? Я жизнь готов отдать за тебя!» Так говорил самый твёрдый из последователей, и горше пощёчины показались Иешуа мысли, коими слова эти были вызваны: ученик думал о жизни вечной, обещанной. Верил в неё и не верил. Разум его, воспринявший наставления, жизни духовной жаждал, но иное нечто, с душой сращённое – не тень, нечто светлое, – не духовного хотело, цеплялось за телесное. «Отречётся», – понял Иешуа и с горечью ответил:

– Жизнь готов за меня отдать? Отречёшься и от меня, и от слов своих.

Он оставил учеников в саду, у подножия горы, а сам двинулся навстречу ночи. Дорожные мелкие камни скрипели под ногами, недолгое время слышно было, как спорят промеж собою оставленные без наставника последователи:

– Пойти за ним надо бы.

– Как пойти, если не признался, куда идёт?

– Глухие вы, что ли? Слышали, мне он сказал, идти за ним рано.

– А куда он собрался, не говорил тебе?

– Говорил, должен идти к отцу. А отца его мы видели? То-то, что нет.

– А ты верь! Говорил он – отец в нём и он в отце.

– Как это понимать: идти к тому, кто в тебе? Уйти в себя? И как верить в непонятное?

– Верь, сказано. Видно, хочет он побыть один, понял?

Вскоре слова учеников обратились в невнятный ропот, слились с шелестом листьев и скрипом камней под подошвами ветхих сандалий сына плотника. Полузаросшая тропа привела его к обрыву. Он сел спиною к закатному городу; тень его, выросшая непомерно, головою нырнула в обрыв, как в залитое тёмной водою озеро.

Он молчал, бездумно следил, как багровые облачные кучи на востоке темнеют, словно корка запёкшейся крови на свежей ране. Мыслей о двоедушии ближних испугался Иешуа, потому что впервые за минувший год на вопрос – всё ли правильно? – не пришло изнутри ответа.

Быстро темнело, тень горы сгустилась, тёмным приливом поднялась из обрыва к ногам избранного.

– Всё ли правильно я делаю? – вслух спросил он у тени, не ожидая ответа.

Тень шевельнулась, выросла, глянула на Иешуа сверху звёздными точками, шелестнула:

– Вот и понял ты, кто ус-станавливает правила.

Иешуа обхватил плечи руками, поёжился, но не от страха – промозглым холодом несло от собеседника, прямо в душу сквозило, и это было мучительно.

– Правила для творения устанавливает Творец, – ответил избранный.

– Не вс-сегда, – просипела тень. – Бывает и по-другому, когда Творец от творения отс-ступается. Сам ты давеча говорил неразумным ученикам с-своим, что Творец твой, как виноградарь, срезает бес-сплодные побеги. Знай же, весь мир ваш бес-сплоден по его разумению.

– Откуда тебе известно, что тайно говорил я ученикам своим?

– Оттуда извес-стно, что есть среди неразумных один разумный.

– Предатель, – равнодушно бросил сын плотника.

– Давай обойдёмся без громких с-слов. И без помощника я бы с-справился. Всё подвластно мне в этом прекрас-снейшем из миров. Знаешь ли ты, кто я?

«Кто он?» – спросил себя избранный. Ответ пришёл незамедлительно.

Тень между тем, не дожидаясь ответа, сказала:

– Я царь царей, я кость земли, я верховный управитель темноматерчатых и…

– Знаю, – прервал Верховного Иешуа. – Зачем явился к сыну плотника?

– Ты звал меня, с-сын отца. Спрашивал, всё ли делаешь правильно.

– Если ты управляешь этим миром, значит все вопросы – от тебя. Выходит, ты сам себя спрашивал?

– Вых-ходит, – голос Верховного стал похож на хрип. – И сам отвечу. Вс-сё правильно, всё под контролем Верховного. Для меня ты с-старался, для меня готовил слияние. Я же им воспользуюсь, а не огородник, которого ты зовёшь творцом сущего. Покорис-сь добровольно – с-сделаю наместником и судьёй, правою рукою Верховного, не покоришьс-ся…

– Если бы ты управлял этим миром, как мог бы я тебе противиться?

– Ты и не можеш-шь, – с тёмною усмешкою молвил Верховный. Голова его достигла неба. Там, где она коснулась ночных облаков, разгорелось зарево.