Космогония и ритуал

Чтобы ответить на этот вопрос необходимо отказаться от всякого рода этико-социологических интерпретаций. Достаточно бессмысленно в отношении мифопоэтической эпохи говорить о какой-то „жреческой идеологии“. Подобно тому, как rtá- есть не моральный, а объективный космический закон, так и „грех“ должен определяться онтологически, т. е. по отношению к „космической ситуации“, в которой „проклятие“ есть объективная сила, способная нарушить „равновесие“ А посему „грех“ Агни здесь следует рассматривать как указание на определенное онтологическое состояние, при котором огонь, будучи необходимым центральным космическим элементом (рот богов и предков) представляет также и главный фактор нестабильности.

Необходимо также обратить внимание на обстоятельства проклятия Агни: он проклинается за то, что сообщил ракшасу о жене Бхригу Пуломе (МБх I, 6, 11–12). Принимая во внимание хтоническую природу ракшаса-похитителя, а также то, что вслед за „сообщением“ (хотя и уклончивым[451]) Агни он похищает жену божественного риши с ребенком во чреве, можно сделать предположение о космогоническом содержании этого сюжета. И действительно, от блеска выпавшего из чрева Пуломы сына Бхригу ракшас-похититель превращается в пепел, т. е. сгорает, а из слез матери ребенка образуется река.

Итак, с одной стороны актуализируется сила  о г н я, а с другой — происходит „непредусмотренное“ истечение  в о д ы. Следует обратить внимание и на то, что Агни дает требуемую информацию  п р о т и в  своей воли («боюсь…), т. e. вынуждается, поскольку не может не сказать  п р а в д ы, представляя справедливость в ее наиболее суровой („огненной“) форме. С другой стороны, поскольку огонь горит в самом „центре“ хтонической утробы[452], выжигая „пространство бытия“, он в силу своей онтологической функции, при любом нарушении, легко трансформируется в деструктивное начало[453]. Двойственная природа огня выражается прежде всего в его  н е с т а б и л ь н о с т и. В ней именно и состоит „грех“ Агни. Агни постигает „высшую радость“, поскольку избавляется от „греха“ своей начальной  х т о н и ч н о с т и  и  н е с т а б и л ь н о с т и[454].

* * *

Тема огня в двух его аспектах (конструктивном и деструктивном, всепожирающем и очищающем) является главной в жертвоприношении Геракла. Как в первом, так и втором случае речь идет не столько о „неудаче“ жертвоприношения, сколько о неэффективности старых методов. Новым методом, невольным „изобретателем“ которого делается Геракл, становится „замещение“ жреческого  г е р о и ч е с к и м. („Провал“ Геракла в качестве жреца парадоксально становится его апофеозом в качестве героя). В трагедии Еврипида он героически восстает из своего страшного хтонического безумия. В Трахинянках Геракл  с а м  сжигает свое пропитавшееся ядом тело, т. е. в тот момент, когда он „хтонизируется“ (становится подобным ядовитым чудовищам) он сам себя уничтожает.