Космолёт за горизонт

— Он сильный. Он очень сильный, ты не знаешь просто. Он выживет.

Он собирался суматошно, нелепо, неуклюже. Мешала больная рука, и Кира взялась помогать, только теперь заметив, как её саму колотит дрожь.

— Всё будет хорошо, — глупо сказала она рыжему и даже нашла в себе нахальство посмотреть ему в глаза.

— Я быстро, — натужно улыбнулся он.

— Ты сам точно в силах? — ломким шёпотом спросила Кира. — Ты тоже был в этой вай… вэй… чего-то там.

— Яд запускается волной. В меня почти не попало…

Он резко наклонился, поцеловал Киру в нос и — уже нет его. Побежал действительно так быстро, как, наверное, умел.

— Ну, вот мы и остались вдвоём, — мрачно сказала Катька. — Если на нас попрёт какое-нибудь древнее злище, ты сумеешь нас защитить? Или хотя бы подержать меня, чтобы я его ухайдокала сама?

— Попробую, — криво ухмыльнулась Кира. — Но ты ошиблась. Нас трое.

— Не жилец, — покачала головой подруга.

Наверное, стоило ей верить. Катька почти не работала по специальности, но когда-то училась на медика для дальних экспедиций. Понимания ситуации у неё в любом случае должно было быть больше, чем у любого из них.

Вот только верить вовсе не хотелось.

Кира вошла в палатку и присела рядом с тихо, но тяжёло дышавшим Владом. Зачем-то проверила его пульс — будто в этом разбиралась. Провела охлаждающей салфеткой по бледному лбу. Никаких видимых повреждений у него не было. Но если Димка не успеет привести помощь…

Додумывать Кира не стала — слишком страшно. Нет, она — взрослый человек, ей уже доводилось встречаться со смертью, кого-то терять, но именно сейчас был острое ощущение несправедливости, нереалистичности происходящего. Как такое могло с ними случиться? На красивой и такой безопасной планете Скеррих? С ними, ещё вчера шутившими, как курсанты, дурачившимися, игравшими в курортные романы и глупые обидки. Немыслимо.

Катька всандалила себе обезболивающее и забылась крепким сном. Кира села между ней и Корниловым-старшим — ждать, слушать дыхание и стараться не думать о плохом. Последнее получалось из рук вон плохо.

* * *

Она заставляла себя думать о Ринке и Марте, которые знать не знают, в какой передряге оказалась их сестра и мать. О Дэне Салливане, которого Кира уже давно не видела и не мешало бы это как-то исправить. Это были как раз хорошие мысли. Ими Кира отвлекалась.

Вот только за их миражом упорно вставало другое, поднималось тёмной горой до небес, затмевало солнечный свет. Отчаяние? Нет, не то. Досада? Нет. Боль? Снова мимо. Самым близким словом было бы «беспомощность», но и оно не отражало всей сути. Никогда ещё в жизни Кира не ощущала себя настолько бесполезной, бессмысленной, лишней. Как эпизодический герой в приключенческом фильме, чьё предназначение — непременно быть съеденным какой-нибудь жуткой монстрой, чтобы зритель сильнее переживал за участь главных героев. Вот только почему сожрали не её?

Кажется, раньше это называли «синдром самозванца» — вот это вечное ощущение, что ты занял чужое место и сейчас тебя вычислят и прогонят.

Как так вышло, что на ней ни царапины, в то время, как каждый из её спутников пострадал?

Кстати, про ни царапины это было художественное преувеличение, ободралась о камни Кира знатно. Но в сравнении с другими это как будто не считалось вовсе.

Она бросила взгляд на своих спутников. Катька всегда была бойцом, она и сейчас с упорством старого солдата оставалась самой адекватной из всех. Починить то, что можно починить, принять лекарства, отправить за помощью, лечь спать — эмоциям в этой схеме просто не было места. Кира присмотрелась к лицу подруги — пыльному, исцарапанному, но ничего особо пугающего в нём не заметила. Они доберутся до каких-нибудь медиков, залатают ей ногу, она снова будет лезть во всём и язвить друзьям. Если бы беда была только с ней, Кира эгоистично бы позволила себе расслабиться и просто переждать черную полосу.

Но был ещё Корнилов-старший, чья грудь неравномерно вздымалась, а рваное дыхание звучало в тишине палатки просто пугающе. Поверить в то, что это тот же самоуверенный великолепный котище, что втянул их во всю эту авантюру с самого начала. Блистательный, холодный, недостижимый. «Не жилец» — сказала Катька. Она никогда не отличалась чуткостью. И Димка сейчас бежал по таким же опасным тропам, бежал, неведом куда, сжигаемый этой мыслью. Ведь брата он любил, несмотря на все соперничество. Кира даже представлять себе не хотела, каково ему было. Не хотела, но оно помимо воли лезло в голову, заставляло наворачиваться на глаза горькие слёзы. Щёки Киры горели и собственное дыхание было жарким, будто её саму охватила лихорадка.

— Я не дам тебе умереть, — почти беззвучно сказала Кира застывшему алебастровой маской лицу Влада.

Конечно, он её не слышал. Да и глупо это было с её стороны — делать подобные заявления.