Едва ли есть необходимость говорить о том, что выбор, предопределенный личной благосклонностью, в состоянии сформировать выборочную близость, а следовательно, может проявляться в качестве первоначальной силы, связывающей людей. Везде, где простое сообщество интересов еще не разорвало узы природы, и даже внутри групп по интересам, осознание принадлежности к коллективу или замкнутой группе базируется на чувстве симпатии. В сочетании с силой привычки от симпатии возникает естественная привязанность, которую кто-то демонстрирует в отношении семьи, кто-то — в отношении родной земли, кто-то — к профессиональному сообществу, и это основывается не только на исполненном пафосом древнем понятии верности. Мы совершенно запутались бы, если сейчас с воодушевлением придерживались бы принципов старогерманской «дружинной преданности» или скифской «дружеской верности», но мы не можем не признать в них остатков симпатического следования за жизнью.
Кроме того, как уже говорилось, есть любовь к сугубо внешним характеристикам человека: красивым или особым рукам, ногам, осанке, форме головы, носу, цвету кожи, овалу губ. Предпочтение, отданное блондинкам или брюнеткам, голубоглазым или кареглазым, известно как продиктованное выбором, но в то же самое время содержит в себе указания на то, что расположенность человека частично проистекает из расовых особенностей человека. Если мы различаем степени расположенности, то можно составить градиентный ряд, идущий от простой привычки до страстного влечения. Ни один из вышеуказанных типов расположенности не оставался бы на уровне прохлады, но рос бы от тепла до настоящего жара!
Во всех ранее рассмотренных случаях слова «любовь» и «расположенность» являются вполне взаимозаменяемыми; теперь же мы должны изучить случаи, где данное слово, вне всякого сомнения, относится к сфере инстинктов. Однако, поскольку может показаться, что «склонность» и «инстинкт» — это по сути одно и то же, хотелось бы заранее рассмотреть различия между этими двумя терминами. Следует толковать слишком широко слово «склонность», чтобы оно стало синонимом импульса, и не менее широко трактовать слово «инстинкт», чтобы оно подразумевало «расположенность». Однако если бы мы все-таки позволили себе эту вольность, то могли бы заметить, что импульс и расположенность — это прямо противопоставленные друг другу порывы души, один из которых можно постигнуть только лишь через чувство расположенности, а другой — только через переживания импульса. Разумеется, «расположенность» может быть заменена «склонностью», уже в этимологии которой читается наклон в сторону выбранного объекта, но при этом любая склонность может приобретать формы простого, но постоянного состояния чувства, без затухания или утраты прежней важности. Несмотря на это, притягательность может воздействовать на любой уголок души, инстинктивные чувства, толкающие к соединению, заставляют действовать, что в итоге действительно приводит к возникновению союза, что было бы едва ли возможно, если бы это вело к ощущению более-менее заметных нарушений. Следовательно, мы должны различать подлинные наклонности и подлинные инстинкты. «Инстинкт» — это направленность, которая неизбежно идет изнутри наружу; «расположенность» является назидательной, по мнению людей, но она может поглощать или вести к падению, если это допускают обстоятельства. Обратите внимание на устойчивое словосочетание «падшая девица», в котором кроется, что она учла ошибки, совершенные ею в результате «склонности», то есть «покатившейся по наклонной». Есть не так уж много доказательств, которые могут дать понимание, что при общем словоупотреблении нередко игнорируется подлинная суть слова.