– Ты можешь менять форму, – сказал я, поглаживая молочно-белое женское бедро.
– Да, – ответила она, щекоча губами мое ухо.
– И ты можешь превратиться во что-нибудь еще? Или в кого-нибудь?
– Нет. Только это.
– А почему ты не показывала мне раньше?
Она не ответила, но обняла меня крепко, словно в страхе, что я уйду. Но я был слишком измучен, чтобы двигаться, и только рад тому, что можно побыть в спокойствии – вдали от сложных проблем реального мира.
Проснулся я оттого, что она смотрела на меня и гладила мое лицо. В маленьком доме не было окон, поэтому я понятия не имел, день сейчас или ночь.
– Как себя чувствуешь? – спросила она.
– Есть хочу, – сказал я. – У тебя есть еда?
– Ничего такого, что тебе бы понравилось, – ответила она. – Но я могу принести все, что захочешь.
– Да не надо, – сказал я. – Наверное, мне пора домой. Меня ожидают большие неприятности из-за того, что я разбил машину Юнис. А еще мне нужен врач и чистая одежда.
Неохотно я выбрался из постели и стал одеваться.
Она села, прислонившись к стенке, – растрепанная, но очень красивая.
– Тебе не обязательно уходить.
– Я так не думаю.
– Ты можешь остаться здесь насколько захочешь.
– Да? И просто перечеркнуть этим всю свою жизнь?
Она склонила голову набок.
– Я могу принести все, что тебе нужно.
– А где мы все-таки находимся? – спросил я.
Она сделала вид, будто не расслышала вопрос, и просто смотрела, как я одеваюсь.
– Ты мне больше нравишься без одежды, – сказала она.
– Ты отнесешь меня домой? – спросил я.
Она встала и прошла через всю хижину, затем опустилась на колени перед одним из шкафов. Глядя на движения ее обнаженного тела, я снова почувствовал возбуждение и уже готов был сделать это в третий раз, когда она вернулась ко мне с маленьким черным камнем в руках. Камень был привязан к тонкому кожаному шнурку.
– Возьми, – сказала она и надела шнурок мне на шею.
Прохладный камень коснулся моей груди, и я поднял его, чтобы рассмотреть. Он был совершенно гладким, без единого изъяна.
– Если захочешь со мной повидаться, – сказала она, – просто сожми камень в руке и думай обо мне. Где бы ты ни был, камень доставит тебя прямо к моей двери. А когда придет пора возвращаться, сожми его снова и подумай о том месте, куда тебе надо попасть. Он перенесет тебя туда.
– Спасибо, – сказал я.
Она улыбнулась, но какой-то болезненной улыбкой.
– Как бы мне хотелось, чтобы ты не уходил.
– Мне тоже.
– Обещаешь, что вернешься?
Она склонила голову и посмотрела на меня своими жгучими зелеными глазами.
– При первой же возможности, – ответил я.
Мое первое путешествие с помощью черного камня привело меня на крыльцо нашего дома. Светило яркое утреннее солнце. Я услышал лай собак и детский смех где-то в другом конце нашего квартала. Я поискал ключи, но потом вспомнил, что оставил их в машине Юнис. Без особой надежды я подергал ручку двери и, к моему удивлению, она открылась.
Я вошел внутрь и позвал:
– Эй!
Слово будто повисло в прихожей, замерев в неподвижном воздухе. Я прошел в столовую и обнаружил на столе тарелку с недоеденными хлопьями. Хлопья сильно раскисли, словно тарелку забыли на несколько часов. Затем я увидел другие вещи, которые выглядели странно: картина в раме, обычно висевшая у подножия лестницы, теперь валялась на полу с разбитым стеклом; на кремовом ковре виднелась одинокая капля крови; телефон лежал на боку у основания дивана.
Записку Юнис я нашел примерно на середине лестницы. Вероятно, мама уронила ее, когда неслась к запертой, а теперь выбитой двери ванной. Сама ванна была почти до краев наполнена водой розового цвета, стены заляпаны красным, а на коврике валялась бритва.
Я сел на унитаз. Левый глаз запульсировал, и мир передо мной поплыл.
Внизу зазвонил телефон, наполнив весь дом пронзительной трелью. Он звучал невероятно далеко – как крик о помощи, на который мне не удалось ответить вовремя.
Последнее письмо Юнис
Дорогой Ной,
Первое, что я хочу, чтобы ты сделал, – это закрыл данное письмо и не брал его в руки до тех пор, пока меня не простишь. Я не шучу. Давай.
Ну ладно. Возможно, прошло уже полгода, и ты лежишь в кровати, свернувшись калачиком, отдыхая от домашних заданий, пока мама смотрит телевизор в соседней комнате. Или, может, ты читаешь его годы и годы спустя, сидя в кресле-качалке на крыльце какого-нибудь мирного дома престарелых с высокими окнами и большой зеленой территорией. Возможно, волосы твои уже поседели, а кожа стала пятнистой и дряблой. Этого мне не узнать. Я не вижу, и в этом вся проблема. Я не вижу тебя. Я не вижу вообще ничего, кроме того места, где сейчас нахожусь.