Космология радости

Однако те из нас, кто живёт в суетливом, слишком уж целеустремлённом обществе, более чем кто-либо другой должны выделять промежуток времени для того, чтобы не обращать на время внимания и позволять процессам в сознании случаться без постороннего вмешательства. Внутри таких вневременных интервалов восприятие имеет тенденцию углубляться и расширяться во многом подобно тому, как я описал в этом эссе. Поскольку человек прекращает воздействовать на переживания своей сознательной волей и не смотрит больше на вещи как на подлежащие преодолению препятствия на своём пути, оказывается возможным поднять на поверхность фундаментальное восприятие мира как единого континуума. Однако не имеет смысла делать это своей целью или пытаться заставлять себя видеть вещи подобным образом. Каждое усилие, направленное на то, чтобы изменить свои ощущения, подразумевает и подтверждает иллюзию независимого знающего, или эго, и поэтому попытки избавиться от того, чего на самом деле никогда не существовало, лишь продлевают путаницу. В целом, лучше пытаться осознавать своё эго, нежели пытаться избавляться от него. В таком случае мы обнаруживаем, что «знающий» не отличается от восприятия «известного», будь оно «внешним» объектом или же «внутренней» мыслью либо воспоминанием.

Так начинает выясняться, что вместо знающего и известного есть просто знание, а вместо действующего и деяния — одно только действие. Разделённая материя и форма становятся единой структурой-в-движении. Поэтому, когда буддисты говорят, что реальность «пуста», они имеют в виду лишь то, что жизнь, эта структура-в-движении, не проистекает из субстанционального основания и не стремится к таковому. Поначалу это может привести в некоторое замешательство, однако, в принципе, отказаться от традиционных представлений в данном случае не сложнее, нежели от идеи о прозрачных сферах, по которым, как когда-то предполагалось, движутся планеты.

В конце концов этот целостный и вневременной уровень восприятия «дополняет» наш обычный образ мысли и действия в практическом мире; он содержит его, но не устраняет. Однако он преображает его, вселяя понимание, что смысл практического действия — служить вечному настоящему, а не постоянно удаляющемуся будущему, и живому организму, а не механической системе государства и общественного устройства.

Мне кажется, что, кроме спокойного и созерцательного состояния медитации, в нашей жизни должно быть место для чего-то другого, напоминающего духовные практики дервишей. Никто не рискует сойти с ума больше, чем тот, кто в своём уме постоянно: он напоминает стальной мост без гибкости, и поэтому жизнь у него жёсткая и ломкая. Манеры и устои западного общества постоянно навязывают нам здравомыслие, и поэтому в нашей жизни нет места для искусства чистой бессмыслицы. Наши развлечения никогда не бывают подлинными, потому что они неизменно рационализированы, и мы развлекаемся лишь потому, что считаем такое времяпровождение полезным для себя, поскольку оно позволяет нам вернуться к работе с новыми силами. В нашей жизни не отведено времени для того, чтобы в благоприятных условиях мы могли полностью отпустить себя. День за днём мы должны покорно тикать, как часы; всякие же «необычные мысли» так пугают нас, что мы сразу же бежим с ними к ближайшему психотерапевту. Наша трудность в том, что мы превратили субботу, священный день отдохновения, во время для потворства рациональности и слушания проповедей вместо того, чтобы в этот день выпускать пар.

Если нашей здравости суждено быть сильной и гибкой, она должна иногда перемежаться периодами полностью спонтанных действий — танца, пения, крика, болтовни, прыганья, стонов и причитаний — короче, периодами деятельности, к которой склоняется весь организм в целом. Никогда нельзя заранее установить физические и моральные ограничения для проявления свободы действий — нельзя указать осмысленные пределы, в которых будет иметь место бессмыслица. Тот, кто иногда даёт возможность проявиться своей характерной иррациональности, никогда не будет казаться подавленным и скучающим, но — и это намного важнее — откроет каналы, по которым его сознание будет наполняться созидательной и разумной энергией. Вот почему свободные ассоциации столь важны в процессе психотерапии; они имеют лишь одно ограничение — они вербальны. Функция этих периодов бессмысленной деятельности не столько в том, чтобы дать выход спёртым эмоциям и неиспользованным психическим энергиям, сколько в том, чтобы привести в движение механизмы спонтанного самовыражения, проявления которых поначалу могут показаться бессмысленными, но впоследствии приобретут разумные черты.