— Молодец, — похвалил ученый. — А как же сложился путь в небо?
— В Саратове, аэроклуб…
Еще несколько минут продолжалась беседа между академиком и летчиком.
Герман Титов во все глаза смотрел на Королева. В памяти неожиданно всплыл осенний день 1957 года. Он в ту пору только что окончил военное авиационное училище. Приказ о выпуске был подписан 11 сентября 1957 года — как раз в день его рождения. Спустя 23 дня у себя на Алтае, где он проводил отпуск, услышал сообщение ТАСС о запуске первого искусственного спутника Земли. Первое «рукотворное» космическое тело с невероятной скоростью двигалось вокруг планеты Земля! Герман в тот день необычайно ярко представлял себе фантастические картины из книг Жюля Верна, Алексея Толстого и, конечно, Циолковского. О мечтах Константина Эдуардовича летчик узнал на уроках физики, а о значении трудов его в области авиации немало говорилось на занятиях в авиационном училище. Не было в те дни человека, не обратившего свой взор в ночное небо в надежде увидеть там искусственный спутник. Делал это не раз и Герман Титов. А отец его, Степан Павлович Титов, долгие годы преподававший в школах родного края, то и дело неустанно объяснял односельчанам, как и по каким законам спутник движется вокруг Земли.
— Ну, а что же дальше? — как-то спросил отец сына, хитро прищурив глаз.
Герман в ответ пожал плечами. Он только начал думать об этом и не был еще готов к серьезному ответу. Но, как и все летчики, он понимал, что приближается пора полетов за пределы атмосферы.
— Атмосфера и космос, ты знаешь, отец, среды совершенно несравнимые… В околоземной атмосфере аэродинамические качества летательного аппарата люди уже надежно используют. А в космосе — этой относительной пустоте — можно применить только ракетный принцип движения…
— А я думаю, Гера, — убежденно сказал отец, — сегодня просто автомат-спутник, а завтра…
Королев подошел к Титову. Герман внутренне собрался. Конструктор подал ему руку и, как показалось, как-то испытующе взглянул на него. Королев действительно
— С какого «ястребка»?
— МиГа.
— Какое училище закончили?
— Сталинградское имени Краснознаменного сталинградского пролетариата.
— Оценки?
— По теоретическим дисциплинам «отлично», — по-мальчишески выпалил Титов.
Сергей Павлович улыбнулся, но в том же строгом тоне продолжал:
— А по летной практике?
— И пилотирование в зоне, и стрельба, и воздушный бой «отлично», — сообщил Королеву генерал-лейтенант Н. П. Каманин.
— Увлечен техникой, — добавил Карпов, — любит литературу и музыку.
Удовлетворенный ответами, Сергей Павлович попросил Титова кратко рассказать о себе.
— Родился в Алтайском крае. Есть там такое село Верхнее Жилино…
Титов почувствовал вдруг, что ему захотелось рассказать все-все этому человеку, совсем незнакомому, но проявляющему столько заинтересованности и так располагающего к себе.
Но решился сказать, конечно, только самое главное — окончил десятилетку, последние годы служил в летных частях Ленинградского военного округа. И когда показалось, что сообщил все, неожиданно для себя с какой-то гордостью сказал:
— А отец у меня — учитель.
— Учитель? — В глазах Королева появилась характерная для него искорка любопытства: — Какие предметы преподает?
— Литературу и русский язык. А после войны — немецкий.
— Я ведь тоже сын учителей, — доверительно сказал Королев. — Мать преподавала французский и тоже, как ваш отец, — немецкий.
И когда летчик уже было решил, что беседа окончена, Сергей Павлович неожиданно спросил:
— Что же вам, Герман Степанович, больше всего нравится в профессии летчика?
— Полет, ощущение высоты, стремительность, — начал летчик, а затем твердо закончил: — Земная красота с высоты полета.
— Вам, Герман Степанович, двадцать пять? Прекрасный возраст, завидую вам. Сколько у вас возможностей и замечательных дел впереди!..
Познакомившись с молодыми летчиками, Сергей Павлович пригласил всех за длинный стол, а сам сел в его торце. Внимательно взглянув на собравшихся, Королев предложил:
— Ну что ж, а теперь несколько слов о самой сути нашего дела.
Он медленно встал из-за стола. Из-под высокого лба необычайным блеском засветились темные глаза.
Началась беседа напоминанием о сложностях и трудностях предстоящего дела. Затем наступило одно из тех удивительных откровений, которыми Королев обычно увлекал людей на штурм и свершение самых дерзновенных замыслов. Можно лишь сожалеть, что при этом не было сделано стенографической записи памятной беседы, которая, по словам ее участников, «окрылила и повела»…