Космонавт Сергеев

Строчки расплылись, обжигающе горячие слезы, как в детстве, брызнули из глаз, горький ком застрял в горле. Обхватив голову руками, Саня сидел за столом, пронзительно чувствуя всю боль и мужество, исходящие от солдатского треугольника. Он был готов отдать полжизни, жизнь, лишь бы на миг вернуть отца из далеких далей, услышать его голос, прикоснуться к руке, заглянуть в глаза. Отец — каким Саня знал его по фотографиям — широкоплечий, в распахнутой кожаной куртке, улыбающийся, встал перед глазами, ожил. И мама ожила, и Наташка, и все прошедшие годы. Саня вдруг увидел прихожую в их квартире, себя на пороге. Каждый день — месяц за месяцем, год за годом — мама, провожая сына в школу, вечно кутала его шею теплым шарфом, а он, едва выйдя из дома, шарф снимал и прятал в карман, нисколечко не понимая, не задумываясь, что мама заботится о его здоровье и эта забота помогает сейчас проходить испытания, продолжать борьбу. Саня вспомнил яростную схватку с ураганом и генерала Матвеева, отправившего их с Громовым в опасный полет, потому что этот полет был нужен Родине. Но теперь он знал, кто на самом деле генерал Матвеев, и заплакал еще горше, не стесняясь слез, вздрагивая, точно от холода, — великая мудрость стояла за поступками людей, окружавших старлея доблестных ВВС, отдававших ему что-то бесконечно большое и нужное, а он этой мудрости не понимал. И лишь письмо отца, лишь далекое прошлое, соединившись с настоящим, открыло Сане глаза.

— Не надо, Сань, — Леша и Дима обняли его с двух сторон, гладя, как маленького, по голове. — Успокойся, не надо.

— Вот, — не поднимая голову, Саня подвинул треугольник на середину стола. — Читайте. Читайте, я прошу. Это касается нас всех!

Ребята, взяв письмо, сели на одну койку, и он чувствовал, как нелегко им читать строчки, написанные два с лишним десятилетия назад. Но они перечитывали мужественное прошлое, молчали, всё понимая, и это молчание объединяло сильнее любых слов. Молчание давало силы. И Саня, вытерев слезы, до самых звездных сумерек рассказывал товарищам о маме, об отце, о Наташке, о майоре Громове, о Командире — о всех, кто хотел, чтобы старлей доблестных ВВС стал настоящим Мужчиной. И, рассказывая, просто физически ощущал, как мужают, крепнут два Сергеева, живущие в нем, как начинают переходить один в другого, превращаясь в цельную, сильную личность. Извечная связь прошлого, настоящего и будущего открылась вдруг этой личности, и старлей доблестных ВВС, будто прозрев, ясно представил вечную реку времени, заливающую пространство. От истоков к устью течение несло все человеческое прошлое, подхватывая по пути, как щепочки, настоящее и унося его в будущее. Там настоящее непонятным образом переходило в прошлое, само будущее становилось настоящим, а потом и прошлым, бурный поток, не останавливаясь, бежал и бежал к устью, где в одной точке, называемой смертью, искрящийся водоворот перемешивал все струи, раскручивая их, словно диски долгоиграющих пластинок, на которых была записана вся человеческая жизнь. Включался невидимый проигрыватель, из динамиков лились звуки — разные и непохожие. На одних пластинках отложились «Времена года» Чайковского; другие только шипели — игла билась о диск, прыгая через звуковые канавки; на третьих осталось сплошное чавканье и бульканье; на четвертых — невнятный шепот и слезы, на пятых — страстная, зовущая к укрощению огня музыка; на шестых — брань да тяжелые вздохи… Одинаковых пластинок жизни не было. Настоящее определялось прошлым, будущее — прошлым и настоящим, а всё вместе, перемешавшись во времени, создавало своеобразную симфонию короткой и неповторимой человеческой жизни, связанной со всеми остальными жизнями, со всем живым и сущим.

Путешествие во времени было сложно, загадочно, опасно, подчинялось бесчисленным законам, случайностям и закономерностям, которые, в свою очередь, тоже являлись частью каких-то законов, случайностей и закономерностей, и казалось, никакому мудрецу никогда не открыть тайны.

Но Саня, видимо, и не собирался этого делать. Знал: все частные законы вытекают из общих, всегда более простых и понятных. Не вдаваясь в дебри мироздания, он просто вспоминал слова отца. Жил трудно, но честно. Не предавал. Не изменял. Верой и правдой служил Родине. Не обидел Женщину. Не прятался за чужие спины. Умер, когда этого потребовали высшие интересы. И Сане показалось, будто именно в этих словах заключена истина.