Космос

— Какого ляда ты мне это высказываешь? — уставился Кузнецов, выпучив глаза. — Сделай три шага и скажи ему! Сама! Крайних искать все горазды, а на крен послать, глядя в глаза? Слабо? Вот бы не подумал, что Варвара Белицкая, первый пилот девятнадцатого экипажа, мастер спорта, в легкую делавшая мужиков на маршруте, тупейшим образом испугается подойти и послать за бугор мужика, который пудрил ей мозги, рассказывая сказочки про белого бычка и скорый развод. Иди и врежь ему! Плюнь в лицо! Выскажи, все что думаешь! Уходишь по-английски? Как истинная леди?! Настоящая женщина! Как же! Ты выше этой ситуации! И бла, бла, бла! Что ещё в статусах пишут и в твитерах твитят? На самом деле, ты просто трусишь! Ты проиграла гонку, потому что трусливая баба и сейчас проглотишь все фекалии, что вывалил на тебя Григорьев и его долбанутая сестрица, потому что ты — трусливая баба!

Варя скрипнула зубами, даже услышала скрежет эмали, даже Ромка должен был услышать, что там — Григорьев наверняка услышал, раз уставился на неё, пока она широкими шагами подходила к нему.

Злая. Злющая. Злобная.

— Я развожусь! — ну, конечно, что он еще скажет? Не внутренний же распорядок "Ювеста" ему говорить и котировки акций за последние сутки, а «Я развожусь».

— Не интересует, — почему она не может ударить Стаса?

Выходит прав Кузнецов, а Варя просто трусливая баба.

Прав отец, когда орет, что той надо образумиться, родить ребенка, лучше два и заняться «делом для души», открыть косметический салон или завести конюшню, что-нибудь «соответствующее положению», а «не отвлекать людей действительно зарабатывающих деньги на бесконечные капризы и безумные истории»

— Развожусь я, это точно, — хватило наглости схватить за запястье.

— Никакого развода, я сказала, — Варя обернулась на звук голоса Лили. Даже голос у нее был противный, визгливый, переходящий на фальцет, при этом с хрипотцой.

— Ты свалишь с моих глаз?! — заорал Григорьев. — Что тебе ещё от меня надо?! Уйди, уйди от греха подальше!

— Я сказала «Никакого развода», — твёрдо, если можно визг назвать твёрдым голосом, проговорила Лиля.

— Слушай, — Григорьев уставился на сестру, при этом, не выпуская из руки запястье Вари, сжимал так, что наверняка останется синяк. — Мне интересно, в кого ты такая идиотка? Что реально ты можешь сделать? Запрешь мне разводиться? Ты всерьез в это веришь? И в Деда Мороза, видимо, веришь, и в Зубную фею, да? Знать не хочу, какие мысли бродят в твой больной голове. Единственное, что могу сказать, если ты не перестанешь лезть в мою жизнь, не закроешь рот и приблизишься ближе километра к Варваре Белицкой, я не просто разведусь, я поделю имущество так, что твоя драгоценная Таня останется без дома, машины, без средств к существованию. Тебя это тоже касается, между прочим. Напомнить, кто владелец недвижимого имущества, в котором ты живешь? Или движимого, на котором перемещаешься? Так вот. Или ты закрываешь рот и сваливаешь из моей, нашей, — коротко глянул на Варю, — жизни, или Таня клизмы себе будете делать не минеральной водой, а водопроводной!

— А чо! — заржал рядом Рома, молчавший до этого, пришедший вслед за Варей. — Клизма это хорошо. После клизмы анальный секс, как по маслицу идет, — продолжил смеяться и изображать этот самый секс.

— Не знаю, — отмахнулся Григорьев. — Я разницы не заметил.

— Твою маму, — прошипел Кузнецов, Варя зажмурилась.

На минуту она вспомнила изящные формы Тани и совсем не изящные Стаса и вздрогнула.

Прекрасно! Теперь ей жить с этим! Григорьев занимался альтернативным видом секса. Какие еще открытия ей предстоят? Земля круглая? Елка хвойное дерево? Волга впадает в Каспийское море?

— Ребенок должен расти в полной семье, — провизжала Лиля.

— Какой семье? Перестань! Ребенок должен расти в счастливой семье, где мать и отец любят друг — друга, а не…

— Тааааня! — завизжала безумная сестрица.

Все синхронно посмотрели на Таню, та не принимала участия в общей вакханалии. В это время она сидела рядом с дочкой и с таким воодушевлением играла в «ладушки», что складывалось впечатление, что ей не только нравится игра, она её искренне увлекает. Радость на лицах была одинаковой, как и задор.

— Да? — Таня грациозно подошла, ведя за руку дочку.

Рома посмотрел на девочку в принцессном платье и заулыбался, расплылся, когда та дернула его за палец.

— Догонялки? — тут же предложил или понял жест Лены.

— Аааканяй! — и рванула с места, путаясь в шифоне и перебирая ножками в туфельках в цвет платья.

— Таня, — Лиля посмотрела осуждающе. — Ты любишь Стаса?

— Люблю, — кивнула и безмятежно улыбнулась, не спуская глаз с бегающей с Ромой дочки.

— Любишь? — подал голос Стас и закатил глаза. — А если подумать?

— Если подумать — не люблю.

— Я тоже не люблю тебя, Таня, — проговорил Стас, спокойно и размеренно, примерно, как учительница в первом классе объясняла Варе про живую и неживую природу.

«Камень — неживая природа, Варя».

«Я тоже не люблю тебя, Таня»