Космос. Марс

Молчанов решил запустить проверку с самого начала, а для этого надо полностью перезагрузить компьютер скафандра. Делать это было запрещено, но выбора у него не оставалось. Требовалось влезть внутрь. Каждый скафандр изготавливался в соответствии с индивидуальными пропорциями членов экипажа и для работы необходимо надевать специальный тонкий костюм. Молчанову было лень втискиваться в него, поэтому он разделся до трусов и в таком виде залез в скафандр.

Пока компьютер перезагружался он закрыл глаза, положил голову на мягкий подголовник и размеренно задышал. Запертый от внешнего мира, он чувствовал себя в полной безопасности. По непонятной причине он совершенно не волновался перед предстоящим запуском. Больше беспокоило то, что наступит после: прямые эфиры, миллионы глаз, нацеленные на него, дурацкие вопросы и вымученные улыбки. А ведь он здесь чтобы заниматься исследованиями, и больше ничем другим, а вместо этого вынужден стать «лицом экипажа», а проще говоря мальчиком для битья, шутом и скоморохом в одном флаконе.

Неожиданно в шлюзовой модуль влетела Нака. Молчанов не сразу заметил девушку. У всех скафандров были опущены зеркальные стекла, защищающие от ультрафиолета, поэтому Нака тоже не могла его видеть. Сколько времени продолжалось взаимное неведение сказать трудно. Когда Молчанов открыл глаза Нака уже расположилась у терминала управления шлюзованием, который находился сразу напротив скафандра Молчанова. Она вытащила инструменты из сумки и развешала перед собой на липучках, раритетный фотоаппарат болтался, прицепленный к поясу. Нака соорудила для него специальный чехол, чтобы сохранить ценную находку в целости.

Молчанов решил поздороваться, но в последний момент передумал. Как он объяснит ей свой полуголый вид?

Нака повернулась к скафандру Молчанова. У него перехватило дыхание. Нака придвинулась еще ближе, остановившись на расстоянии нескольких сантиметров от шлема. Молчанов машинально откинул голову назад. Почему она так смотрит? Наконец, до него дошло — Нака всматривалась в собственное отражение в стекле шлема. Девушка высунула язык и медленно провела им сначала по верхней, затем по нижней губе, прищурила глаза, потом поцеловала воздух.

Молчанов даже не дышал, завороженно наблюдая за ней.

Потеряв интерес к зеркалу, Нака вернулась к терминалу. Молчанов выдохнул. Она подключила модуль — компьютер, следом в воздухе спроецировался экран и клавиатура, она принялась нажимать кнопки, попутно насвистывая какую — то мелодию себе под нос.

Нет, так нельзя. Молчанов должен сказать ей о своем присутствии. Это по крайней мере неэтично с его стороны. С каждой секундой промедления он все больше внедряется в ее личное интимное пространство, на что не имел никакого права. Как должен поступить воспитанный мужчина? Именно так — выйти наружу, извиниться, придумать дурацкую историю и принять заслуженное порицание. «Задремал» — отличная версия, с кем не бывает после бессонной ночи.

Как только Молчанов, наконец, решился раскрыть себя случилось нечто совсем неожиданное — Нака начала петь. Сначала вполголоса, потом громче. Все больше погружаясь в работу, она кажется, и сама не замечала, как слова лились из нее. Хотя Молчанов не понимал ни слова (она пела на японском), песня показалась ему доброй, а главное хрупкий, почти юношеский, голос Наки придавал песне особый налет нежности. Молчанов не мог шевелиться, и не потому что боялся выдать себя, он не мог позволить ни одному лишнему звуку нарушить то музыкальное великолепие, которое звучало в шлюзовом модуле. Все внутри него поднималось вслед за тем как ее голос преодолевал невообразимо высокие октавы. Больше всего ему хотелось только одного — чтобы она не останавливалась.

Нака так увлеклась, что, орудуя отверткой и борясь с болтами шлюзового терминала, раскачивала головой в такт несуществующей музыки, двигала телом и игриво шевелила бедрами. В следующее мгновение она схватила невидимый микрофон, вытянула перед собой руку, обращенную ладонью вверх к несуществующим зрителям, закрыла глаза и затянула грустную, лиричную серенаду. По окончании слезы выступили у нее из глаз. Не нужно было перевода чтобы понять — она пела о чем — то драматичном, близком для нее.

Молчанов наблюдал за Накой, разинув от изумления рот. Сообщить ей о своем присутствии сейчас было бы опрометчивым поступком. Он давно упустил момент и увидел слишком много. Нака слишком застенчива и замкнута, его появление как минимум напугает ее, и что еще хуже нанесет ей психологическую травму. В голове опять заговорил Омар Дюпре. Молчанов принял единственно правильное решение — переждать в скафандре пока Нака закончит свои дела и покинет модуль.