— Пошли, нужно сообщить Джексону, что Маккензи к нему идет.
Бруно выпучил глаза.
— Ты ему соврал?
— Джексон постоянно жалуется, что Маккензи на него забивает. Вот у него и будет повод.
Макс написал Джексону сообщение по внутренней связи. В ответ он получил настороженный смайлик. Макс знал, что Джексон не подставит. Макс пару раз выручал его, а тот один из тех чернокожих и закаленных парней, кто всегда платит по счетам.
— Не нужно было обманывать мистера Маккензи, — нервничал Бруно. — Его не провести.
— Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться?
— Он же мой босс.
— Это не дает ему право тебя унижать. Ты же инженер — астрофизик.
— Мистер Маккензи не плохой человек. Просто все вокруг его достают, и он…
— Открывается на тебе, — закончил Макс. — Да, да. Хватит его оправдывать, Бруно. Ты же рядом с ним и слова вымолвить не можешь. Напиши письмо в профсоюз. Да черт с ним, давай я напишу, только подтверди все.
— Джонсон и Маргулис уже писали. Ты их не знаешь. Мистер Маккензи вынудил их уволиться. Теперь он директор.
Макс потянул Бруно на себя и заговорил тише.
— Ему же не может просто все с рук сходить. Ты вообще когда — нибудь пробовал ему отвечать?
Пустой взгляд Бруно через призму очков давал четкий отрицательный ответ.
— Нужно сражаться, Бруно. Я бы на твоем месте, — Макс выпрямился грудью вперед, — Подошел к нему и сказал, что не позволю больше с собой так обращаться. А если начнет возникать, то отвел бы в сторону и дал ему под дых пару раз, — Макс продемонстрировал. — Поверь мне, он так испугается, что никогда не посмеет на тебя наорать.
Бруно выслушал все с интересом, а потом еще больше сник.
— Тебе легко говорить. У тебя вон какая защита, — сказал Бруно.
— Ты это о чем?
— Мистер Ворошилов же твой отец.
Макс выхохнул и присел на стул.
— Кто еще знает об этом?
Бруно огляделся.
— Все.
— Так что ты там говорил про защиту?
— У меня мама в доме престарелых в Алабаме. У нее рак, если меня уволят я не смогу оплачивать ее содержание. А другой такой работы сейчас не найти.
Макс встал и приблизился к Бруно вплотную.
— У меня нет никакой защиты, я такой же как ты, ясно? Но для того чтобы жрать дерьмо, я бы никогда не искал оправданий.
Бруно молча ушел. На Макса вдруг напала какая — то необъяснимая тоска, словно он уплывал в открытый океан на оторвавшейся льдине.
Маккензи вернулся через несколько минут.
— Где обработанная телеметрия по Глазу?
— Уже заканчиваю, — холодно ответил Макс.
— Отговорки — привычка неудачников.
Макс повернулся к Маккензи.
— Мистер Маккензи, давайте на чистоту. Вы дали время до одиннадцати, и я рассчитываю на это время. Сказали бы в половину одиннадцатого, то я бы сделал к половине. Давайте и я и вы будем исполнять то, что говорим.
Маккензи будто ожидал такого ответа. Как и раньше он бы просто отвернулся, дал Максу работать и получил бы вовремя те результаты, которые не нужно перепроверять — идеальные результаты, но в этот раз у него зазвонил телефон. Маккензи что — то быстро ответил и положил трубку. Заместитель отца, Евгений Матвеев, эта чертова лицемерная гиена, параллельно положил трубку в своем кабинете. Прежде чем Маккензи обратился к нему, Макс уже понял в чем дело.
— С тобой хотят поговорить, — Маккензи указал взглядом на кабинет отца, сооруженный в зале связи под высоким потолком, со специально пристроенной личной лестницей.
— Мне нужно успеть до одиннадцати.
— Литтл, доделай за ним.
— Да, мистер Маккензи, — отозвался Бруно.
— Мистер Маккензи, — обратился Макс. — Я не хочу туда идти.
— Не ходи, лучше спустись вниз, сдай шифр-ключ, освободи место для настоящего профессионала.
Стоя на пороге кабинета, Макс убеждал себя держаться. Последний раз вышло не очень, но сейчас совсем не было страха. Было нечто другое — злоба, и больше ничего.
Макс вошел. Изменения сразу бросились в глаза. На центральной полке, под портретами первых космонавтов, стоял неполированный виниловый проигрыватель Сони производства семьдесят пятого года. Должно быть он стоил целое состояние. Следом взор Макса упал на стол, старый аудиокассетный плеер закрывал стеклянный колпак. С пластикового корпуса прошаркалась краска, душки наушников в некоторых местах покрылись ржавчиной. Остальная утварь в кабинете была привычной: пленочные фотоаппараты, видеомагнитофоны, старые четырехлинзовые кинокамеры и множество других бесценных экземпляров аналогового века.
Отец не пользовался голографическими экранами, предпочитая старые добрые мониторы на жидких кристаллах, а очки дополненной реальности и вовсе считал «глупой тратой пластика». Вот и сейчас он внимательно смотрел в реликтовый монитор, не обращая на Макса никакого внимания. Не будь Макс его сыном, то должно быть расслабился, как и многие кто первый раз попадал к нему на аудиенцию, но Макс знал, что отец действовал согласно любимой тактике — дать жертве не много свыкнуться, а затем нанести сокрушающий удар и тогда, неспособная защищаться и загнанная в угол, она открыта для любых, самых отъявленных манипуляций. С Максом этот номер больше не пройдет.
— Мог бы и сам попросить, а не привлекать своего ручного зверька.