– Как вы и пять других членов команды попали на вулкан на Гавайях?
– Руководство НАСА поставило задачу выяснить, как будет вести себя шесть членов экипажа, какой будет их психологическая совместимость в условиях изоляции, если их послать на другую планету. Сможем ли мы сработаться, как будем отвечать на неизбежные в таких условиях стрессы, как будем проводить сеансы связи с Землей. Это была самая продолжительная программа имитации полета на Марс, предпринятая НАСА, и называлась она так: Гавайская экспедиция по моделированию условий космического полета (
– Кто входил в состав экспедиции?
– Наша группа состояла из командира, научного работника, инженера, биолога, архитектора и меня – врача экспедиции. На нас постоянно были надеты электронные датчики, позволяющие отслеживать наше взаимодействие друг с другом. По сути, мы были лабораторными крысами. Но это не мешало нам заниматься наукой: мы проводили геологические исследования горной местности, испытывали гидропонные методы выращивания пищи, изучали свой собственный биом.
– На что похожа жизнь на «Марсе»?
– Все наши связи с внешним миром происходили с задержкой в 20 минут – именно столько требуется, чтобы радиосигнал дошел от Земли до Марса (небольшие вариации происходят из-за изменения их взаимного расположения в пространстве). Нам не разрешалось пользоваться телефонами или «Скайпом». Наш «дом» мы покидали только в скафандрах. И в течение года не видели ни одной живой души.
– Люди ссорились друг с другом?
– У нас случались некоторые личностные разногласия, но в самые трудные времена мы вспоминали, что являемся профессионалами. Когда вы думаете о том, что нужно выполнить возложенные на вас обязательства, что миссию нельзя прерывать, это поддерживает единство группы. Для нас всех это был большой урок.
– Какие трудности больше всего вам запомнились?
– Самой трудной была вторая четверть нашего пребывания на станции. У нас стали кончаться запасы энергии и пищи. Из-за административных проблем мы не получили обещанного пополнения запасов – у нас осталось только два вида сушеных овощей, шпинат и кудрявая капуста, и никто не хотел их есть. И было очень холодно. Моральный климат в коллективе оставлял желать лучшего, но в подобных экспедициях всегда следует ожидать какого-нибудь подвоха. Но мы получили хороший урок, преодолев трудный период нашей экспедиции – научились справляться с хандрой, уединяясь в своих комнатах, когда становилось холодно. С тех пор эта привычка помогает нам в жизни.
– Потом дела пошли лучше?
– К Рождеству пришло подкрепление в виде третьей аккумуляторной батареи. Теперь, даже несмотря на то, что дни стали короче, запаса энергии, полученного во время дневной зарядки солнечных батарей, хватало, чтобы работать в течение полутора суток. Все пошло как нельзя лучше – удалось подключить обогреватель, мы стали готовить горячую пищу. На Хануку я приготовила праздничный ужин и научила всех традиционной еврейской игре.
– Как вы отмечали праздники на «Марсе»?
– Это интересный вопрос – действительно, какой смысл имеет праздник Рождества для Марса? Он никак не связан с марсианскими временами года и не соотносится с кем-либо, кто мог жить или умереть на Марсе. Вместо Рождества мы справляли нерелигиозные праздники.
Наш праздничный дебют был посвящен первому урожаю томатов. Астробиолог экспедиции выращивал эти томаты несколько месяцев. Он выращивал их гидропонным способом, в бутылках, потому что почвы у нас было очень мало – мы ведь жили в условиях, максимально приближенных к марсианским. Каждому из нас досталось по одному помидору. Мы расставили тарелки, посыпали на них сушеной петрушки, зажгли свечи и нарядились в честь Дня великого томата – так мы назвали свой праздник. За прошедшие с начала экспедиции четыре месяца – первый свежий помидор!
Я взяла свой помидор и в течение десяти минут просто наслаждалась его запахом – от него исходил такой аромат, как будто я оказалась в оранжерее, заполненной спелыми плодами. Когда я наконец попробовала его, он обжег мне губы. В помидоре не было ничего плохого, это с моими губами было что-то не так. Мы же не ели никакой кислой пищи, томаты присутствовали в нашем рационе только в виде порошка. Мне пришлось есть этот помидор очень осторожно.
– Вы скучали по семье, по друзьям?
– Очень скучала. Их сообщения по электронной почте были важным подспорьем для меня. Я видела, как страдали члены экипажа, у которых не было такой поддержки. Если вам кто-то посылает письма, значит, вы еще живы и кто-то в вас заинтересован.
– Основываясь на вашем опыте, что вы можете сказать об ощущениях, которые возникнут у первых колонистов на Марсе?
– Если взять марсианина – который и родился, и вырос на Марсе – и перенести его на Таймс-сквер, он будет потрясен, увидев, сколько электрической энергии тратится совершенно бесцельно. Все электричество, которое мы вырабатывали за день, в рекламной подсветке сгорело бы за считанные секунды. Земные мусорные баки заполнены вещами, которые мы, «марсиане», никогда бы не выкинули. Мы либо продолжали бы ими пользоваться, либо расплавили отходы и напечатали из полученной массы что-то полезное на 3D-принтере. На Марсе, видите ли, начинаешь ценить вещи с точки зрения их реальной пользы. Деньги, например, совершенно бесполезны; единственное, что имеет значение – ваша сообразительность, адекватность и ваши способности.
– Каково это – быть главным врачом экспедиции?
– Врачебная практика принимает другой оттенок. Вы вновь приобретаете повадки искушенного, бывалого городского доктора, типа семейного врача, который беседует с людьми об их здоровье, пытаясь уберечь их от заболеваний. Если они реально заболеют, ваши возможности помочь им весьма ограничены.
Первое ощущение, с которым просыпается врач в космосе, – страстное желание, чтобы ему сегодня не пришлось выполнять свою работу по специальности. Нам повезло – во время миссии серьезно пострадал только один человек, и это была я. Во время изыскательских работ на местности на меня свалилась лавовая трубка и повредила колено.
– Вы проводили эксперименты с виртуальной реальностью. Поясните, что это значит.
– Ученые НАСА поставили задачу выяснить, как создание виртуальной реальности может помочь справиться с одиночеством и скукой, посещающими нас вдали от дома. Они сконструировали для нас уголок земной панорамы с помощью 360-градусной камеры и записали звук. Оборудование в куполе воссоздавало для нас эту панораму в ее детальном исполнении. Я попала в Бостон. Надела очки и внезапно оказалась на знакомой улице. Люди смотрели на меня, жестикулировали. Все было очень реально, я чувствовала себя как на Земле. Думаю, это отличная идея – применить ВР на Марсе.
В тот день, когда я принимала участие в этом эксперименте, как раз скончалась моя бабушка. Она была старенькая, этого следовало ожидать. Но я узнала об этом с запозданием, потому что по правилам экспедиции нельзя было отключать задержку связи – ситуация не относилась к категории кризисных. Видео пришло позже, я попрощалась с ней, когда ее уже не было – тяжелая ситуация, потом я сильно переживала.
– Кто-то может сказать, что в космос лучше посылать людей, которым нечего – или почти нечего – терять. Вы согласны?
– Вопрос стоит немного по-другому: лучше посылать общительных или замкнутых людей? Я – за то, чтобы посылать людей, у которых много земных привязанностей, по нескольким причинам. Во-первых, если отношения между членами команды испортятся, они смогут получить поддержку от своих родных и друзей. Во-вторых, они сделают все от них зависящее, чтобы вернуться; они сохранят корабль и выполнят миссию. И наконец, возможно, самая веская причина: люди, которые остаются на Земле, тоже хотели бы полететь, но не могут. И они хотели бы видеть в космосе очень контактных граждан, которые постоянно общались бы с Землей. Мы должны посылать людей из разных стран, исповедующих разные религии, легко приспосабливающихся к разным ситуациям. В конце концов, вы будете находиться там, в космосе, не ради себя и своих амбиций, а ради Земли.