Тебе хочу вручить Свечу Урала
От имени друзей и ласковых подруг,
От имени Руси, большой и вольной,
Признавшей, по решению Небес,
Твой поэтический венец раздольный
Венцом Любви и благодарных слёз.
Позволь от имени Романовых на счастье
Вручить Свечу признательных сердец
Сестре Руси, которой Мир подвластен,
Где жив Поэт и правит Дух-Отец.
Свети Свечой поэзии лучистой
И празднуй необъятность рождества
Гармонии, просторной и речистой
Космического вечного родства!
ТАТЬЯНА:
О, Царь Великий, Свет непреходящий,
Символ могущества России и судеб,
Весомых, несравнимых, настоящих,
Необходимых Родине, как хлеб!
Отец Державный, Крёстный величавый
Арапа русского, чей род, венчая высь
Искусства Поэтического славы
Явил нам Пушкина, в ком Музы вознеслись
На новый путь космического свойства
И ныне, неусыпны и нежны,
117
Летят к России, жаждут беспокойства
И новой поэтической волны.
ПЁТР ПЕРВЫЙ:
Скажу по-русски, по-мужицки просто:
Хоть мал златник, но дорог, ей-же-ей!
Величие зависит не от роста, –
Федора – дура, пусть других длинней!
Не про себя, учти, пусть даже малость
Был тонок, несуразен, но зато
Мне мастерство рабочее давалось,
Как лебедь, возрождаясь красотой:
Красою флота, пригородов, зданий,
Дворцов и парков. И недаром *Лев
Самсону отдал зев без опозданий,
К звездам фонтан искристых брызг воздев.
Нет, не упомнить всех красот России,
За кои русский Царь, роняя гнев,
Был назван вечным и любимым сыном
В строках Поэзии, родившейся в огне
Святого африканского единства
С российской вольницей дворянского родства.
Я порицал невежество и свинство,
Но славил лучезарность мастерства.
ТАТЬЯНА:
И Ты, мой Царь, позволь ещё заметить,
Взвалил себе на плечи этот груз –
Назваться деспотом, который строил клети
И на костях замешивал Союз.
Но Ты пронзил Россию светлым взором
И вывел вотчину на берега Невы,
И Пушкинским свободным разговором
Себя поставил выше той молвы!
О, Русь моя, восславься в Поднебесье.
И голос неусыпного Петра
Звучи в сердцах неразлучимой песней
Содружества, бессмертья и пера!
ПЁТР ПЕРВЫЙ:
Я здесь. Я не один. Я не лукавлю.
Жива Россия в здешней стороне. .
И я её, как Сын, люблю и славлю –
Пусть дол в золе и пажити в огне!
Россия платит за грехи чужие.
Но новый уготован ей удел.
Ей звёзды новый путь наворожили.
И у меня опять немало дел:
С наукой быть в содружестве и в драке
118
С невежеством, гульбой и воровством.
И – *по-булгаковски – не разрешать собаке
Наукой управлять и естеством!
Как нынче намечает Ломоносов?
Возвесть на новые ступени тот секрет
Величья Душ! Туда не сунешь носа
В ту область. коль в самом величья нет!
Не **по-лысенковски – оскопленным монахом
Встаёт пред нами той науки разворот,
А ***по-вавиловски, без тени страха
Мужает человечий род!
И я, ваш царь, к тем таинствам причастен.
Мне строить Души новые дано.
Скажи, где выше может быть величье власти,
Чем это Богом данное звено?
От этих зёрен, светлых и лучистых,
Россия вспыхнет ласковой зарёй.
Век Водолея в полусумрак мглистый
Раскинет крылья, как со скал орёл.
И колоколом жизни отзовётся
На клёкот мужества и мастерства
Моей России Пушкинское сходство
С Душевным обликом Небесного родства.
И пусть Свеча не гаснет догорая,
Поставленная в Церкви у икон.
Поэзия – её Душа вторая,
Моей Руси – планета Геликон!
Да, так назвала я Петра Великого, увидев и узнав его своим внутренним взором.
Для меня, вернее, для Свирели, с которой заговорил Император, это, видимо, было
совершенно естественно?!
Но потом, уже после состоявшегося диалога, я стала раздумывать: «Как можно объяснить
такое фамильярное отношение моё с Петром Великим?»
Даже мне, взглянув на это со стороны, показалось странным, если не смешным: «Кто дал
мне право так с Ним обращаться? Какой Он мне милый друг?»
Но, тем не менее, весь текст поэмы-диалога для меня самой остаётся некоторой загадкой.
Как это я сумела сразу войти в поэтический диалог с такой величественной фигурой? Откуда
брались слова? Как рождалась рифма?