Одна из них – берёзовая выть.
Мы сквозь неё проходим, очищаясь.
И свежесть радостная, Божья благодать
В нас снова входит. Мы, с Землёй прощаясь,
Не в силах даже в мыслях передать
Всю суть преобразующего свойства
Усердий ласковых пространства и светил.
Но о Руси того же беспокойства
Наш Бог при встрече нам не запретил.
И плачет полевыми бубенцами
Далёкая родная голубень –
Дорога меж сынами и Отцам,
Свободная и ясная как день!
Мои родные, дорогие люди,
Необъяснимо милые притом,
Мы снова с вами в Петербурге будем,
Зажатые молитвой и постом!
Но Дух, раскованный от злобы и проклятий
Нас вознесёт в ладони красоты.
Мы отдохнём в тепле её объятий
И укрепим о Родине мечты!
Конец октября 1990-го года
Только что прошёл вечер, посвящённый 95-летию Серёжи Есенина в салоне «Эпсилон» в
Доме детского творчества. Мой космический дневник пополнился новыми стихами. Здесь же
остался стих Михаила Лермонтова:
Серёжа, ты на век меня моложе.
Ты брат мой, друг и правнук, наконец!
Но где найти друзей тебя дороже
И возложить к твоим ногам венец
133
Печальных дум, чем трудно дышит пашня
Печального рязанского села,
День завтрашний и день вчерашний
И всё, что мать родная сберегла?!
Гости разошлись. А мы снова сидим за самоваром, читаем наизусть стихи Есенина,
Пушкина, вспоминаем:
Златая цепь вьётся новыми поэтичными строчками:
Нет, невозможно жить без нашей встречи,
Где льётся поэтичное АИ.
Устроим обоюдно-тёплый вечер,
Где все друзья любимые мои
Поднимут вновь прозрачные бокалы.
Мне с детства встречи той повсюду было мало…
Мы жжём какую-то подаренную нам кем-то индийскую палочку, с которой
одновременно я разговариваю.
А она, изливая необычайно терпкий волшебный аромат, настоящий фимиам, отвечает
мне:
Я жажду отклика душевного и звона
Волшебных струн ласкающей Души.
Во мне живут и радости и стоны
Людей великих, малых и больших.
Я концентрация великого искусства
Людей к другим пространствам возвращать.
Во мне живёт весь Мир и дремлет чувство.
Мне не дозволено молчать или кричать,
Взывать дозволено к сердцам и вроде свечки
К иконам Души ваши приводить.
Кто жил беспечно и дышал беспечно,
Тот снова сможет творчество родить,
В себе найти тот жезл, который к Свету
Ведёт и, забывая о былом,
В тот самый Мир, где ровно дышит лето,
Не мысля об Отечестве втором.
Мой пепел ласковый содержит свет и пламя.
Он рассыпает по углам опал.
Он возрождает молодость меж нами,
И в Небе теплится лучистая тропа.
Мой дым целебный, вроде самокрутки
Серёжи Вашего, оттягивает стресс.
И падают печальные минутки,
И зиждется невидимый процесс.
Взгляни на палочку: она почти седая.
Под ней – огонь земного волшебства.
А ты глядишь, такая молодая!
И зреет ствол небесного родства.
134
Как жезл волшебный на древке – мой вымпел.
Он ал и кроток, и могуч и прост.
Я – в полный рост. Огонь меня повыпил.
Но нам не страшен никакой погост.
Я долго буду жить теперь в крови и в сердце,
Дышать единым с вами торжеством
Искусства, выразимого словами
И составлять бессмертья вещество.
И вот на лист бумаги белой полились стихи Александра Сергеевича Пушкина. Он
обращался к молодёжи Земли:
Я сердцем к вам, родные, устремлён.
Мне молодость Земли родимой снится.
И я хотел бы с Русью нашей слиться,
Поскольку с детства в Родину влюблён.
Но Русь – не только пашня или лес,
Не только горы, реки или море,
То люди, полные чудес, переживающие горе.
В Поэтах судьбы Родины яснее,
Как в зеркале. Неповторим тот час,
Которого не может быть больнее,
Когда Поэт угас.
А коль рождён он – сердцем и умом –
Он устремлён в глубины вечных тягот.
Поёт Поэт – в груди его отвага
И боль и гнев в Отечестве самом.
Татьяна:
Скажи, мой пламенный, любимый, незабвенный,
Высокой сферы ангел и Поэт,
Скажи, мой Пушкин, что сказать хотел бы!
ПУШКИН:
Скажу, стихи мои нетленны,
Сквозны, прозрачны и легки.
И ты их ловишь непременно
По мановению руки.
Взгляни – тот стих лучом сквозит,
Как дымка лёгкая под утро.
Он сердце нежное пронзит
Как тонкий шпиль из перламутра!
ТАТЬЯНА:
Как хочется стиха, красивого, как лебедь,
Чтоб нежными крылами обнимал,
Звенел как колокольчик в Небе
И лучиком надежды целовал.
ПУШКИН:
Любви не выпить, чашу приподняв.
Она в Душе как тонкий лотос вьётся.
135
И только тот на голос отзовётся,
Кто душу выложит, разъяв.
В улыбке, взоре, в чёрточке любой
Сквозит она как ветвь высокой сферы.
Меняются привычки и манеры,
Но остаётся юною любовь.
ТАТЬЯНА:
Нет, не одно моё воображенье
Твой образ приближает и зовёт.
Я чувствую Поэта приближенье
И лёгкого стиха полёт.
ПУШКИН:
Люблю, люблю я бисер слова,
И озорство, и остроту пера,
Когда взовьёт огонь, и возгорится снова
Осенняя волшебная пора.
Упьюсь отрадою озвученного сада,
Где голос осени как звон былых тревог.
И ничего, поверь, уже не надо.
Я рад, что Родину в предвечности сберёг.
ТАТЬЯНА:
Эфир наполнен радостью свиданья
И нежностью осенних наших встреч.
Мой Пушкин, Сотворитель Мирозданья,
Тебя нам вечно помнить и беречь!
ПУШКИН:
Мы говорим и дышим здесь согласно
Высоким звукам Господа-Творца.
Его струны не задевает скука
И ревность не томит лица.