Я дом Петра. Мои пенаты
Царю служили как Дворец.
Царь Пётр ценил свои палаты,
Сюда входил Сам БОГ- Отец.
Он населил богами Летний
Волшебный выдуманный Сад.
С тех пор другого нет приветней,
И нет дороже и приметней.
Об этом нимфы говорят.
178
Восторг победы нас вознёс
Неувядающей России,
Где Нарва, бросив взор свой синий
На несгибаемый колосс,
Спешит отдать тебе, о, росс,
Ключи от ласковой святыни.
Я память грустную храню.
Её пример – другим наука.
Но вот ещё какая штука:
Я *их люблю, но и виню (декабристов)
За то, что ролью виадука
Судьбу назначили мою.
О, львиный облик, львиный зев:
Львы на мостах и на оградах,
Тебя построил Пётр-Лев.
Он, все преграды одолев,
Стал господином Цареграда.
Мы цепью скованы единой
Стоим и молчаливо-важно
На век отважный и бумажный,
На век вранья многоэтажный,
На блеск и говор камуфляжный
Глядим под старою стеной.
Я весь в восторгах, весь звучу
Прелестным голосом богини.
Она поёт и дышит ныне,
Где я, представьте, захочу.
Герой, объятый негой страсти,
Высокой нотой покорён,
У ног её с былых времён.
Делю с ним счастье и несчастье.
179
Здесь всё о Поэте доныне грустит.
Здесь в стенах расплавилась боль.
На стрелках часов – вековечный мотив
С печальною нотою соль.
Здесь бронзовый мальчик-арапчик склонил
Над книгою кольца волос.
Здесь в памяти каждый предмет сохранил
Потоки бесчисленных слёз.
Здесь вечно от боли безмолвно кричит
Простреленный пулей жилет.
Здесь совести голос народной звучит:
«Ты где, наш любимый Поэт?!»
180
Квартира Пушкина. Она
Вся грустной памятью полна.
Здесь каждый пушкинский предмет
Стихи слагает, как Поэт.
Мой бег в тот *миг приостановлен.
Беда не терпит суеты.
Остановись, мой друг, и ты.
Тобой тот горький миг уловлен.
В резной оправе позолота
Грустит на пушкинском столе.
Мой нежный Ангел, на Земле
О Вас роняет слёзы кто-то!
Его рука меня касалась.
Я – колокольчик, дар Земли.
В моём же сердце отозвалась
Та боль, что вьюги намели
С чужих сторон и злых усилий.
И стоном любящей Души
Колокола о Нём звонили:
Остановись и не дыши!
Зачем живу, коль друга нет?
Он мною резал лист бумаги
И в поэтической отваге
Держал на перекрестье лет
Как стек, клинок и арбалет.
Я думой светлой окрылён,
Навечно Духом окольцован
Тех поэтических времён,
Когда сидел за мною Он.
181
Я – трон великого Поэта.
С тех пор дышу Его теплом.
И сердце не поглотит Лета.
Оно – за пушкинским столом!
Античной росписью украшена –
Паллады – девы трубный звук,
Предмет любви Поэта нашего –
Храню прикосновенье рук,
Красивых, ласковых, изысканных
В письме, в куренье и в любви,
Передающих сердцу истину
И сознающих Се ЛЯ ВИ.
Мои узоры им изучены.
Влюблённый в каждую черту
Ладьи, Палладою озвученной,
Ласкал он эту красоту.
С тех пор – Паллада златокудрая,
Властительница медных труб, –
Храню прикосновенья мудрые
Изящных рук и свежих губ.
1. С аметистом.
Мой аметист великолепен.
Он память вещую хранит,
Руки его огонь и трепет,
Невы движенье и гранит.
182
И, в ритмах сердца согласован
С движением его шагов,
Он им любим и окольцован
Как град у невских берегов.
Мой вензель дышит единеньем
Камзола юного Царя
С Его движеньем, вдохновеньем,
Гореньем, славой и стремленьем,
Неугасаемым бореньем
Всей жизни, прожитой не зря.
Его рука меня касаясь,
Нас единила меж собой:
Царя, меня, такую малость,
Поэта, коему досталась,
Готового на труд и бой.
Здесь дух возвышенной эпохи
Петровских сказочных времён,
Притом – моих усилий крохи,
И золотого века вздохи
Своей рукой объемлет Он.
Здесь благородство рядом с негой,
Любовь, спокойствие и грусть.
Я – с Ним. А рядом с Ним – Онегин.
Весь путь я помню наизусть.
И древность исстари идущей
Восточной песни бытия,
Где на пути – не только кущи,
Но чаще – тигры и змея.
Его рука, меня касалась.
Эфес тепло её хранит.
Ему, наверное, казалось,
Как, бранной славой знаменит,
Он мчится по горам Кавказа
И саблей, острой, как клинок,
Разит в забвении экстаза
Своих врагов, свой сплин и рок.
И, уронив в пылу сраженья
Подругу верную свою,
Поёт Он песню восхожденья
У самой бездны на краю.
183
Храню секреты я Его,
Заметки сердца дорогого:
Как нелегки порой дороги,
Как побежать хотели ноги,
Как много грусти у Него.
Печатка, нож, гусиное перо,
Две сигареты и перчатки.
Всё, что так нужно и старо,
Как луг, как Шиллер и как Байрон.
Впитало всё его походный пыл –