Коснусь тебя

— Спасибо тебе, Господи. Я обещаю больше никогда не напиваться. — Я замолчала. — В течение следующей недели. — Нарисовала крест на груди и поспешила к открытому окну, благодаря Бога за соковую диету, на которой я сидела несколько недель назад. Иначе моя задница никогда бы не пролезла в это окно, и мне бы сейчас пришлось несладко.

Пол скрипнул, когда я оторвала одну ногу от пола и просунула ее в проем. Я замерла, мое сердце колотилось, как будто оно было на взводе. Как только почувствовала землю под ногой снаружи, я пролезла верхней частью тела в окно. В этот момент мой осторожный, тактический побег из окна превратился в падение на задницу, белые петунии запутались в моих волосах.

Я лежала совершенно неподвижно, изо всех сил стараясь не обращать внимания на то, как отвратительно было чувствовать во рту садовую грязь, и молилась, чтобы тот, кем был этот человек, не услышал, как я упала.

Секунды шли, и только когда я убедилась, что меня никто не слышит, поднялась на ноги, готовая бежать прямо к охране.

Я повернулась и посмотрела прямо на него.

— Господи Иисусе.

— Вообще-то, меня зовут Ной.

Листья хрустели под моими босыми ногами, когда я отступала назад.

— Держись от меня подальше.

— Я не причиню тебе вреда.

— Говорит тот, у кого пистолет.

— Разве, похоже, что у меня есть пистолет? — Он поднял руки, размахивая ладонями.

— Он был у тебя прошлой ночью.

Мужчина скрестил руки на груди, белая майка туго натянулась, на плечах выступили бисеринки пота.

— Откуда мне было знать, что это твоя пьяная задница пробралась в коттедж?

Я усмехнулась.

— Я не пробиралась.

— О, точно. Ты просто ввалилась в гостиную.

— Неважно.

Его взгляд блуждал по моему телу, на долю секунды остановившись на моей талии.

— Возможно, тебе стоит, — он жестом указал на простыню, наполовину свисающую с подоконника, — прикрыться.

— Черт. — Моя грудь и щеки горели, и я схватила простыню, плотно обернув ее вокруг себя. И тут меня осенило. — Эм… а мы… ты знаешь.

Он наклонил голову в сторону.

— Мы — что?

— Ты знаешь. — Боже, я даже не могла найти слов. Я чувствовала, как моя кожа горит от беспокойства, которое бурлило в моем животе. — Мы, ну, знаешь… баловались?

Он нахмурился.

— Под «баловались» ты имеешь в виду…

— У нас был секс? — выпалила я. — Боже, ты что, тормоз?

Ухмылка на его лице расширилась, ямочки над губами напомнили мне, как сильно я наслаждалась нашим поцелуем на вечеринке той ночью.

— Нет. Я понял, что ты имела в виду. просто хотел, чтобы ты это сказала.

— Боже мой. — Я закатила глаза.

— Серьезно. Нет. У нас не было секса.

— Тогда почему я проснулась полуголой?

Он ухмыльнулся и слегка покачал головой, темно-каштановые кудри взметнулись на лбу.

— Ты сама разделась.

— Ты думаешь, я в это поверю?

— Послушай, помимо того, что тебе двенадцать лет…

— Прости? Мне двадцать, иди на хер.

— Ну, мне тридцать пять, и трахать подростков — это не мое.

То, как он сказал «трахать», как его голос дрожал, словно тот раскатывал это слово, заставило меня сжать мои бедра. В этом было что-то эротическое, в нем самом. В его голосе. То, как он говорил, тенор в его голосе. От этого у меня внутри все сжалось, кожа горела, а сердце заколотилось.

Я переминалась с ноги на ногу.

— Думаю, вполне логично, что кто-то твоего возраста считает меня подростком.

Он приподнял бровь.

— Тридцать пять — это еще не старость, малышка.

— А двадцать не считается подростком, старина.

— Хорошо. — Он провел ладонью по лицу, от солнца пот блестел на его плечах. — Слушай, я ничего не сделал с тобой прошлой ночью кроме того, что уложил тебя в постель и вытер твою блевотину с моих гребаных ног.

Мои щеки потеплели, я смутно вспомнила, как меня тошнило. Затем выпрямилась, сдувая лепесток петунии с волос.

— Тогда объясни мне, что ты здесь делаешь?

— А что, по-твоему, я здесь делаю?

— Эм… — Я потерла виски. — Из-за похмелья сейчас очень трудно думать. Нигде в Google не написано, что большое количество текилы может вызвать аневризму мозга.

Из его горла донесся слабый смешок, и я бросила на него невеселый взгляд.

— Серьезно. Это довольно жутко, что парень, который несколько недель назад трахал меня языком на вечеринке, теперь вдруг пришел ко мне домой.

— Если я правильно помню, это ты меня поцеловала.

— Посмотри-ка, потеря памяти в тридцать пять лет. Я бы на твоем месте проверила ее.

Он шагнул в солнечный луч, пробивающийся сквозь ветви дуба. Голубые глаза сверкали. Как бриллианты. Холодные, но горячие.

— Ты. Поцеловала меня.

— Но ты поцеловал меня в ответ.

Он придвинулся ближе, возвышаясь надо мной, как кирпичная стена высотой шесть футов пять дюймов.

— Я поцеловал тебя в ответ, потому что у меня не было выбора.

Мой взгляд скользнул по его телу. Татуировка на его плече спускалась вниз по руке, и ее трудно было разобрать под ярким солнцем. Его грудь была твердой, напряженной, канаты чистых мышц требовали моего внимания, вены на руках заставляли меня задуматься о том, сколько силы пульсирует в нем.

Я снова перевела взгляд на него.

— Для парня твоего размера я сомневаюсь, что малышка вроде меня могла бы заставить тебя что-то сделать.