Возможно, не знай, как оно происходит на самом деле и услышав такую печальную весть, я бы огорчился, или испугался, или задумался о том, как я жил. Однако уже обладая «инсайдерской информацией», я огляделся, и, не видя знакомого пейзажа – просто тихо удивился неожиданному известию. Пока я удивлялся, меня немного просветили, что это я «у французов» умер, а здесь меня будут кормить и лечить, как и прежде, но нужно что-то делать. То ли с французами, то ли вообще, в «
И что я могу сказать относительно увиденного в иностранных СМИ? Не, я конечно понимаю, что вы не любите «свирепого вождя северокорейского народа», но… до откровенных фейков-то, опускаться-то, зачем? Не любите его сколько вам нравится, однако, он всё-таки президент страны… Ему положены соответствующие регалии… обращение, соответствующее. А если вы «низводите и
А по поводу – что я буду делать со своим «захоронением»? А ничего я не буду с ним делать! У меня есть агентство, пусть оно голову над этим и ломает. У меня сейчас другая забота. Пришла в мою голову мысль – что там с моим синтезатором? Он же на сцене остался! А если его «раздолбало», то как я буду без него работать?! Это ж… сложно представить! Если использовать другой «аппарат», то пока с ним разберёшься, пока вникнешь в подробности, сколько времени пройдёт! При текущем текущем цейтноте, это нереально… Нужно будет срочно искать такой же. И потом, там ещё подарки мои были… не думаю, что там невесть бог что в коробках лежало, вроде ожерелья, жемчуга от Карден и всё остальное такое-прочее, но, всё равно. Подарки, они всегда – подарки… Это всё ЧжуВон виноват. Если бы он своими стараниями не загнал меня в армию, ничего бы этого не было бы!
Что уже – подъём? – думаю я, жмурясь от включившихся в палате потолочных ламп.
Сижу, поел, кофе допиваю. Общепит в госпитале общий. Палаты, мужские, женские – кучкуются на этажах отдельно, а столовка – одна для всех. Но, женщины садятся с женщинами, мужчины с мужчинами. Смешанный вариант – можно, но не принято. Воспользовавшись возможностью, занял свободный столик, не став ни к кому подсаживаться, хотя это в корне неверное поведение в данном социуме. Ну вот не хочется мне ни с кем знакомиться! Не чувствую в себе я сил для этого.
Кормят средне. По типу шведского стола. Берёшь поднос, идёшь мимо раздачи, кладёшь, что понравится. Рис меня не воодушевил, как и вонючий сыр тофу, а также всякие острые салаты. Но внезапно обнаружилась овсяная каша, «редкий зверь» в корейской кухне. Наверное, для каких-нибудь больных. «Слизистый продукт» оздоровительного питания. И ещё сосиски отварные «валом» были, бери, сколько хочешь. Ну я и «ударил» по сосискам и овсянке. Ещё «подцепил» пару варёных яиц, соевый соус к ним, кофе взял. Чая на завтрак нет.
– Привет, покойница!
За мой стол, на место напротив меня, с довольным видом плюхается ЧжуВон.
– И тебе не хворать… живой. – неспешно говорю я, мельком глянув на него и окидывая долгим изучающим взглядом его поднос на предмет – чего он себе понабрал? Может, я чего пропустил – «вкусненького»? Да нет, типичный набор блюд типичного корейца…
– Чё такая вялая? – интересуется ЧжуВон с энтузиазмом берясь за палочки.
– А чё нам, покойникам… – так же неспешно, как начал, отвечаю я. – Лежи себе, да лежи… Процедуры только не пропускай.
ЧжуВон насмешливо хмыкает и окинув взглядом пустую посуду на моём подносе спрашивает: Не слишком ли хороший у тебя аппетит для покойника?
– Не пропадать же добру… – отвечаю я.
– Мне вчера уже четверо выразили соболезнования по поводу твоей кончины. – закидывая в рот первую порцию еды довольно сообщает мне мой собеседник. – Сегодня точно ещё будут! Приходится объяснять, что человек ошибся.
Что, лучше было бы если б человек не ошибся? Замечательно.
– Отправляй их ко мне… – предлагаю я.
– Зачем? – удивлённо поднимает на меня глаза ЧжуВон.
– О покойниках плохо не говорят. А когда о тебе говорят хорошее, слушать приятно.
На секунду задумавшись, ЧжуВон снова хмыкает.
– Ну да. – говорит он. – Представляю, что подумают люди, если я предложу им произнести слова сожаления лично покойной.