Косплей Сергея Юркина. Сакура-ян. (Часть первая)

Перевожу взгляд на подсовываемую мне помощницу. Ну как, «помощницу»? Приставленную шпионку. Пока смотрю, вспоминаю, что Сато — одна из самых распространённых в Японии фамилий. И Харуко, тоже, одно из популярных женских имён, в переводе означающее — «дитя весны». В итоге имеем японский вариант американского безликого персонажа — «агент Смит». Хотя, «вариант» совсем не безликий, а очень даже ничего. Нужно ли безропотно соглашаться на присутствие рядом с собою соглядатая? Уже имея опыт общения с корейскими «специалистами» плаща и кинжала, — да ну его нафиг! Но, в данный момент, ситуация у меня не из тех, в которой можно вставать в позу, чего–то там изображая. В игры со мною не играют, потихоньку подводя соответствующего «человечка», а поступают честно, говоря — «вот наш сотрудник, сотрудничаем». Показательный жест уважения. Понятно ведь, что без внимания меня не оставят, так какой мне смысл «пальцы гнуть»? А вот выгод от прямого общения со спецлужбами, может быть немало. Хотя бы козырнуть при случае знакомством — уже интересно. Или пожаловаться напрямую для ускорения решения возникшей проблемы. Всё это, конечно, при условии, что японцы более вменяемы, чем их корейские коллеги. Но тут, пока не попробуешь, не узнаешь…

Может ли этот «глазастый агент» свиснуть чего–нибудь ценного? Секрет у меня только один, внутри. Украсть его из сейфа не получится, поскольку там его не храню. Всё остальное, ну так… Скажем — «слабосекретно». Не думаю, что Харуко поставят задачу — тырить всё, что не приколочено гвоздями к полу. Наблюдение — будет главной её обязанностью. Поиск доказательств потустороннего и внеземного…

Ладно, пусть будет. Берём!

— Рада познакомиться с вами, Харуко–сан, — говорю я, вежливо наклоняя голову.

Девушка почтительно отвечает, тоже кланяясь. Обмениваемся с ней фразами, которые не обязательны, но одобряемы при знакомстве в Японии. Ещё раз благодарю её начальника за проявленную заботу. Договариваемся с ним о том, что начнём взаимодействие после того как я выйду из больницы.

«Ёлки–моталки!» — думаю я, смотря на закрывшуюся за посетителями дверь. — «Это просто какой–то крандец на взлёте…»

(несколько позже)

— Как мы деньги вернём⁈ — выпучив от возмущения глаза, восклицает СунОк.

— Тебя продадим, — говорю я. — А ты убежишь! И будем так делать, пока не расплатимся.

— Прекрати свои шуточки! — негодующе требует онни. – Вот что теперь мы будем делать⁈

Отмечаю, что сеструха произносит «мы», а не «ты». Всё–таки, есть в Корее нечто хорошее. Крепкие родственные отношения, например.

— Думать будем, — говорю я и напоминаю: — Мы же сейчас этим и занимаемся, да?

В данный момент действительно проходит «мозговой штурм», топливом для которого является информация о моей неспособности зарабатывать в Японии ещё минимум полгода.

— О чём можно думать, когда нет никакого выхода⁈ — продолжает негодовать СунОк. — И в Хангук возвращаться нельзя, и здесь работы нет!

— Ну, в Хангук можно оказаться в любой момент, — успокаиваю я. — До посольства дойти да в ворота побарабанить. Кормить будут…

— В посольстве? — не понимает онни.

— В тюрьме, — отвечаю я и объясняю: — Вкуснейшими бобами. Это я к тому говорю, что ничего фатального не произошло. Никто не умер. А раз так, то жизнь продолжается. Как говорят — «Если бог закрывает дверь, то он открывает окно».