Кость бледная

– Вы что-нибудь знаете о том месте? – спросил Бристоль.

– О каком? – в голове у Джилл был туман.

– О Дредс Хэнде.

– Не очень много. Просто старый шахтерский поселок. Там таких с полдюжины.

Но ей вспомнились деревянные кресты, воткнутые в землю, и странный ребенок в меховой маске, который стоял на обочине дороги и махал вслед ее машине.

– Моя родня по матери из Ненаны[9], – сказал Бристоль, выглядывая из-за ноутбука. – Мои дяди и кузены раньше ходили на охоту и рыбалку в том направлении – называли это «пройти над Хэндом». У меня была тетя, которая рассказывала нам страшилки о тамошних лесах. Говорила, что в лесу водятся призраки, а сам город – скверное место. Говорила, что на земле бывают такие скверные места – темные пятна, вроде синяков. И Дредс Хэнд – одно из них.

– Кроме шуток? – Джилл уставилась на свое отражение, дрожащее на поверхности кофе.

– Она говорила, что там водится дьявол, – продолжал Бристоль. – Называла его полуденным дьяволом. А дядя Отто говорил, что это живые мертвецы. «Коснется тебя такая штука, и тронешься умом».

– Веселый парень, – заметила Райерсон.

– У меня был двоюродный дед, который отправился туда на охоту, а в итоге покончил с собой, – сказал Бристоль.

Райерсон посмотрел на него:

– Да?

– Суицид. Сунул в рот дуло своего ремингтона.

– Черт побери.

– Это было очень давно. Родня матери до сих пор утверждает, что это была какая-то нелепая случайность на охоте, но я не знаю, как можно случайно сунуть в рот дуло ружья, а потом суметь нажать на курок.

– Верно подмечено, – кивнула Райерсон.

Самоубийства на севере были не таким уж обычным явлением, но она видела, что Бристоля растревожил уже сам пересказ этой истории. «Он хороший парень, но дерганый, как ледяной червь», – подумала она.

– Моя бабушка считала, что его забрал дьявол, – сказал Бристоль. – О чем, наверное, и толковала моя тетя все время. «Бедняжка, дьявол схватил его», – повторяла бабуля, хотя и не часто. Но я же помню, как она это говорила, понимаете? «Дьявол схватил его». Как будто дьявол был чем-то реальным. Чем-то из лесу. С когтями, – он робко улыбнулся и добавил: – Наверное, глупо звучит.

– Не глупее любых других суеверий, – ответила Джилл, достала из кармана ключи от машины и подняла их так, чтобы Бристоль мог увидеть на брелоке «счастливую» кроличью лапку.

Тот усмехнулся, и Райерсон почувствовала, что, возможно, помогла парню хоть немного успокоить нервы. Дерганный, как ледяной червь, это еще мягко сказано. И все же… «Как будто дьявол был чем-то реальным. Чем-то из лесу. С когтями». Это напомнило ей о том, что сказал Мэллори, стоя в день ареста на поляне с закрытыми глазами и запрокинутым к небу лицом: «Давайте вернемся в город, пока оно не начало снова руки распускать». Она отхлебнула кофе и постаралась выбросить это из головы.

* * *

Когда МакХейл и Суинтон вернулись из «Рвотной аллеи», Райерсон велела им пойти перекусить. Между тем Билл Джонсон вернулся с бумажным пакетом, наполненным биг-маками и макнаггетсами, и впервые за весь вечер Джилл увидела горящие глаза Лукаса Бристоля.

Райерсон поставила кофейную кружку на его стол и подошла к стальной двери. В верхней ее части было маленькое окошко с пуленепробиваемым стеклом, укрепленное стальной проволокой, сквозь него почти не было видно, что происходит в «Рвотной аллее». Райерсон выбрала один из ключей на своем брелоке и отперла дверь.

– Составить компанию? – окликнул ее Билл Джонсон, закончивший выстраивать гамбургеры вдоль края столешницы.

– Нет, спасибо, – сказала она. – Все в порядке. Наслаждайся хавчиком.

Все камеры, кроме той, где содержался Мэллори, были пусты. Раньше здесь сидело несколько дебоширов и подозреваемый в ограблении, но, ожидая возвращения из Анкориджа Джозефа Мэллори, полицейские перевели всех в другое крыло.

Мэллори сидел на скамейке в своей клетке, привалившись к блочной стене. То ли Суинтон, то ли МакХейл забрал у мужчины куртку, но тем даже помог ему – в помещении было душно, двадцать семь градусов, вполне достаточно, чтобы Райерсон вспотела, несмотря на глыбу холода, которую все еще ощущала глубоко внутри.

– Может, вам что-нибудь принести? – спросила она, остановившись у решетки.

– Нет, мэм, – ответил Мэллори.

Голос у него был грубым и хриплым. В больнице выяснилось, что у него обезвоживание и из-за обморожения не хватает нескольких пальцев на ноге – на его ступню была наложена плотная марлевая повязка, но в целом он был в порядке. Конечно, выглядел Джозеф Мэллори не очень хорошо: ярко-красная кожа на лице местами шелушилась, а вокруг рта, ушей и под глазами были темные гнойники и струпья. Блестящая лысина потрескалась от ветра, на ней лунными кратерами выступали огромные волдыри.

– Завтра вы предстанете перед судьей, чтобы сделать заявление. Вам это разъяснили?

Она знала, что в больнице его посетил общественный защитник, но также знала, что Мэллори, неоднократно после ареста выражавший презрение к адвокатам, заартачился и не произнес ни слова.

– Да, мэм, – сказал Мэллори. – Хотя мне не нужен брехун, который стоит и получает деньги, пока я признаю свою вину, мэм.