Несмотря на раннее утро, Тыг жил полнокровной жизнью. Бодро протарахтел трактор, в прицепе – несколько мужиков, оживленно спорящих. За трактором – пацан на саночках. Саночки, к удивлению Андрея, волокла собачья упряжка. Еще один мужик, понукаемый низенькой теткой. «Гар ялан… тысь… ялан». Даже неосведомленным в комяцком языке, вроде Ласковина, становилось очевидно, что тетка образ жизни понукаемого сильно не одобряет. Мужик лениво отругивался в том же ключе: «Мун… ялан… татысь».
Когда импозантная четверка проследовала мимо, тетка на некоторое время прервала воспитательный процесс и уставилась на питерцев. На девушек – с явным неодобрением. Ласковин подмигнул тетке… и та неожиданно усмехнулась в ответ. И тут же, спохватившись, опять взялась за мужика: «Кольк… кык… ялан».
«Мун… татысь» – бормотал в ответ мужик. Его явно мучила похмелюга.
Столовая уже открылась. Перед ней, как и прежде, тусовалась собачья свора. Девушки поглядывали опасливо. Псы выглядели дико и устрашающе. Но в сравнении со стаффордширом – сущие зайчата.
Блинчики с маслом, клюква с сахаром, компот. Чтобы побаловать девочек, Ласковин напоследок взял стакан сгущенки. И точно, побаловал.
Теперь следовало их переодеть. Если привезти их в таком виде в Сыктывкар, могут возникнуть нежелательные вопросы. А посему в местном лабазе Андрей приобрел пару искусственных шубок и две пары женских сапог, произведенных еще в дореформенные времена. Богатые куртки «апокалиптических» охранников отправили в багаж.
В Сыктывкар их привез рейсовый автобус. На вокзале девушки забеспокоились – нет паспортов! Жестом фокусника Вошь извлек пачку красных документов. Радости не было границ. Отправляя паспорта обратно в сумку, Андрей поймал весьма заинтересованный взгляд. И невзначай продемонстрировал любопытному рукоять пистолета. Интерес тут же угас. Впрочем, эпизод натолкнул Ласковина на интересную мысль.
Взяв «апокалиптические» куртки, он отправился в соседний зал, разложил их на свободной скамье, прилег, а через несколько минут, оставив «постель», отправился в туалет.
Когда он вернулся, курток уже не было.
Не по-зимнему яркое солнце слепило глаза. Зимородинский опустил козырек и снизил скорость до тридцати. Хорошо укатанная дорога огибала замерзшее озеро. По льду вприпрыжку бежал человек. Добежал, замер, раскинув руки навстречу солнцу, и ухнул в прорубь.
«Ну чем не языческий обряд?» – подумал Зимородинский.
Навстречу выехали всадники. Вернее, всадницы. Маленькие, в одинаковых белых шапочках – на громадных жеребцах. Кони брезгливо косились на машину. Разминулись. Зимородинский подумал: насколько человек в седле выше сидящего в автомобиле… Есть ли в этом внутреннее зерно?
Озеро спряталось за деревьями. Машин прибавилось. Перед переездом все они привычно снижали скорость.
«Зачем я еду?» – подумал Вячеслав Михайлович.
Впрочем, для него этот вопрос не требовал определенного ответа. Вернее, ответ «ни за чем» был бы ничуть не хуже любого другого. Главное – держаться внутреннего ритма. Без спешки и без медлительности. В равновесии. Зимородинский не строил предположений относительно неизвестного будущего. Будущее само определит себя. Не важно, что скажет ему Смушко. В любом случае действия Зимородинского будут определять не слова, а он сам.
Прозрачная от солнца белая ограда, изысканное литье. Зимородинский подъехал к воротам, и створки тут же покатились в стороны. Его ждали. Двухэтажный дом с острой крышей. Рядом – одноэтажный флигелек-пристройка. Вдоль ограды, с трех сторон – ровные стены сосен. Зимородинский вышел из машины, но запирать не стал. В окошке флигеля маячило усатое лицо. Наверняка охранник. У крыльца лежала черная немецкая овчарка. Карие внимательные глаза изучали Зимородинского.
Распахнулась входная дверь.
– Добрый день, Вячеслав Михайлович! Спасибо, что не побрезговали приглашением! – хозяин, широко улыбаясь, протягивал Зимородинскому обе руки.
Овчарка опустила морду на лапы и прикрыла глаза. Гость ее больше не интересовал.
– Добрый день, Григорий Степанович,– Зимородинский, тоже улыбнувшись, пожал протянутые руки. И шагнул в дом.
Смушко предупредительно отворил следующую дверь. Он оказался в точности таким, каким и представлял его Вячеслав Михайлович. Нечто среднее между Карлсоном из мультфильма (оригинальный мифологический Карлсон – резко отрицательный персонаж, вроде Бабы Яги) и любимым Зимородинским актером Леоновым. А доброжелательность Смушко – искренняя. Наигрыш Вячеслав Михайлович уловил бы.
И то, что повел он Зимородинского не в гостиную, а на кухню, тоже говорило о многом. Хорошо, когда человек не обижен умом. И еще лучше, когда ум соседствует с интуицией.
– Чаек из травок, как вы любите,– Смушко наполнил пузатую чашку. На чашке был изображен геральдический медведь с американским флагом в лапах. В чувстве юмора дизайнеру не откажешь.– Пирожками тоже не побрезгуйте. Изумительные, с клюковкой. А я, с вашего позволения, обычного чайку себе налью. И сразу к делу, если вы не против.
Зимородинский кивнул, попробовал чай. Терпимо. Для дилетанта.
– Вы ведь буддист? – спросил Смушко.