Костер для инквизитора

– Помнишь на той недельке ты у меня журил? – спросил Слава.

– Да.

Зимородинский начинал от печки, а это означало, что он собирается потыкать ученика чересчур задранным носом в дерьмо. Ласковин нахмурился. Однако грозно сдвинутые брови не произвели на Вячеслава Михайловича ни малейшего впечатления.

– А как решил в сэнсэи поиграть, помнишь?

– В смысле?

– Матвеев и Куркин.

Ласковин не сразу сообразил, что Куркин – тот нахрапистый парень, работавший кумитэ с Юрой. Зимородинский дал Андрею возможность вспомнить, а потом продолжил:

– Матвеев – мой ученик. И Куркин – тоже мой ученик. Как и ты, кстати. Но они не мнят себя умней батьки. А ты? – Зимородинский подергал себя за ус.– По-честному?

Андрей молчал, чуял подвох.

– Ты мне игру поломал,– строго произнес сэнсэй.

– Я просто подсказал очевидное,– Андрей пожал плечами.

– Ты подгадил обоим,– сердито сказал Зимородинский.– Нарыв должен созреть. А когда он созревает, знаю только я. Куркин – мой ученик. И должен был еще полгода трудиться пугалом для других моих учеников. Чтобы абсолютно увериться в том, что сила солому ломит. Вот тогда проигрыш обломал бы его по-настоящему. Заставил бы думать. Чтобы он сам нашел. Не умный дядя, а сам. Свое. Но ты разгрыз конфетку и в ротик ему положил. А я эту конфетку приготовил: горькую микстуру закушать.

– Ладно,– проворчал Ласковин.– А чем я Матвееву навредил, по-твоему?

Зимородинский ответил не сразу. Сначала с минуту выжидающе глядел на Андрея: ну, брат, может, сам сообразишь? Ласковин честно постарался сообразить. Слава как всегда за несколько минут превратил крутого парня в прилежного ученика. Мастер, блин! Ни хрена в голову не лезло. Вернее, все мысли уже в дороге. Так и не дождавшись путного ответа, Зимородинский ответил сам:

– Ты навязал ему свою тактику. А он не ты.

– Эффективная техника – всегда эффективная техника,– не очень уверенно возразил Ласковин.– Мы с ним примерно одних габаритов…

Зимородинский хмыкнул.

– Ты какой размер обуви носишь?

– Сорок один-сорок два, по-старому,– сказал Андрей.

– А Матвеев – сорок четыре. И уже сейчас он повыше тебя сантиметров на пять. Через четыре года это будет здоровенный лоб совсем не твоих габаритов. И тактика ему нужна не на сейчас, а на тогда. Вывод?

– Извини.

– Я не о том. Ты хочешь уехать из города. И полагаешь, что в Питере тебя ничего не держит, так?

– Не совсем,– буркнул Андрей.

– Уже лучше. Как я понимаю, ты хочешь, чтобы я присмотрел за Наташей.

– На всякий случай,– кивнул Андрей.

«Все-таки со Славой просто разговаривать»,– подумал он. Но тут же убедился в обратном.

– Просишь, значит… Хотя знаешь, что я сделал бы это безо всякой просьбы. Почему тогда просишь?

Ласковин не ответил.

– Хорошо, я тебе подскажу,– продолжал Зимородинский.– Ты думаешь не о ней, а о себе.

– Я чувствую нехорошее,– проворчал Андрей.

– Тогда не уезжай.

– Я должен, я обещал.

Зимородинский окинул его еще одним долгим взглядом, затем махнул рукой:

– Должен, так должен. Пошли чай пить.

На следующий день Ласковин и Вошь отправились покупать билеты. На поезд. Справка, которую Альбина организовала Вошу в качестве документа, могла не выдержать самолетной проверки.

– Вошь,– проговорил Ласковин,– насколько я знаю, ты пальчики свои кое-где оставил. Так?

Вошь сделал пренебрежительный жест: не волнует.

– Мой корешок мне сказал: при таких делах, как твое, вашего брата-спецназа в первую очередь отслеживают,– продолжал Андрей.– Как так вышло, что тебя не опознали по отпечаткам?

– Меня не отследят,– сказал Вошь.—

Я умер.

Еще через день они уехали.

Часть вторая Свидетели апокалипсиса

Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением…

Первое послание к Тимофею святого апостола Павла, 4, 1-3

Встану, не благословясь…

Пойду я нижним ходом, подвальным бревном,

Мышиной норой, собачьей трубой, подворот

ной дырой,

Встану на восток хребтом, на запад лицом,

Раздайся, ад! Расступися, Мать-сыра-земля!

Из этой земли выходите сто семьд есят дьяволов… [5]

Заговор