Костер и Саламандра. Книга 1

– А она чувствует прикосновения?

А Тяпа завиляла хвостом и всей спиной, ткнулась носом в её руку… Виллемина, наверное, и Тяпу грела, как и меня. Капля Дара в её крови… со стороны незаметно, но проклятые её чувствуют. И мёртвые чувствуют.

– Твои – да, – сказала я. – У тебя были интересные предки.

Виллемина усмехнулась и тут же стала серьёзной.

– Карла, – сказала она, – скорее всего, меня ждёт муж. Принц Эгмонд. Именно он здесь моя главная беда.

– Ого, – я аж присвистнула, и Тяпка насторожилась. – Ты хочешь, чтоб я защитила тебя от наследного принца?

– Да, – сказала Виллемина просто.

– Ничего так, – кивнула я. – Спасибо, что не от Господа Бога. Я постараюсь, Вильма. По крайней мере, пока меня не сожгут.

Ещё одна проверка. И Виллемина улыбнулась:

– Так меня и называй. И не думай, что я буду плакать в сторонке, когда нужно будет сражаться. Но мне очень нужен друг, тот, кто прикроет спину. Ты.

– Порядочные принцессы в таких случаях заводят конфидентов, – сказала я.

– Я не порядочная, – сказала Вильма. – У меня будет конфидентка.

И мы пошли туда, в тёплый сумрак, откуда пахло тающим свечным воском, духами, пудрой и затаившейся смертью.

* * *

Как его высочество выглядит, я знала из рисунков в газетах – вернее, думала, что знаю. Газетчики его высочеству льстили: в натуре он был мелкий.

Правда, телом Эгмонд был тот ещё кабан: видно, что в свои двадцать лет любил пожрать и ни в чём себе не отказывал. И морда была вполне ничего себе, с медальным профилем. Но внутри он был мелкий, чувствовалось с ходу, с порога. Я даже подумала по инерции: лох как лох.

Вдобавок стати у него были кабаньи, а голос тонкий и пронзительный. С другой стороны, даже самые матёрые кабаны визжат, всё закономерно… Только вот на парадах не покомандуешь: несерьёзно.

Но Дар в его присутствии встал внутри меня стеной огня. Я уложила его волевым усилием, холодом разума – приказала себе наблюдать, а не действовать.

Эгмонд сидел в кресле лицом к двери и отшвырнул кресло, когда мы вошли. Глаза кровью налились, как у кабана. Он заорал:

– Где ты шлялась?! – и дал петуха, но, видимо, думал, что звучит очень грозно.

– Я уходила по делам, – сказала Виллемина. – Ваше высочество меня очень обяжет, если позволит мне принять ванну и переодеться.

– Я спросил, где ты шлялась, девка! – взвизгнул принц и подался вперёд так, что я испугалась за свою принцессу. – С кем?!

– Эй, – сказала я. – Со мной.

В этот момент Эгмонд меня увидел и поразился. Само моё присутствие и то, что я ещё и говорю что-то, его потрясло до глубины души. У него морда вытянулась и рот приоткрылся, и это так уморительно выглядело, что Виллемина усмехнулась.

А я вышла вперёд и отодвинула её за спину. Я Даром чувствовала, как рычит Тяпа: она не умела рычать вслух, только мелко дрожала от ярости. Я её мысленно придерживала на всякий случай – чтоб не кинулась.

Эгмонд взял наконец себя в руки и возмущённо спросил:

– А ты кто такая? Что это… Откуда эта бродяжка?!

– Я некромантка, – сказала я и сунула к его носу ладонь, точно как лоху на представлении.

Он отшатнулся.

– Она моя камеристка, – сказала Виллемина.

Эгмонд отдулся не как кабан, а как бык, который роет копытом.

– И как ты посмела её сюда привести? – спросил он у Виллемины, потому что со мной разговаривать было, конечно, ниже его достоинства.

– Простите, ваше прекраснейшее высочество, – сказала Виллемина. – Мне очень хотелось, чтобы у меня была камеристка-некромантка. Я не капризна, но это желание вы можете считать моим капризом.

Между тем Эгмонд смотрел на меня и потихоньку сдувался. Сдувался и сдувался и в конце концов сказал почти спокойно:

– Ты не смеешь выбирать себе свиту. Это вообще не женское дело, тем более – не твоё, не подобает принцессе. Я не хочу, чтобы рядом с тобой была эта тварь.

– К моему величайшему сожалению, – сказала Виллемина, – я буду вынуждена настаивать. Завтра с утра я обращусь с просьбой к государю.

– Думаешь, отец позволит тебе тащить всяких потаскух во Дворец? – хмыкнул Эгмонд. – Удивляюсь, где ты её нашла. По каким притонам шастала. Принцесса Междугорская. Кошмар. Недаром матушка была против этого брака.

В голосе Виллемины прозвучала улыбка:

– Видите, ваше высочество, как мудрейшая государыня была права и как прискорбно заблуждался государь, не прислушавшись к её советам? Молю вас, не повторяйте этой печальной ошибки, прислушайтесь к пожеланиям вашей жены.

– Змея, – буркнул Эгмонд. – С тобой невозможно разговаривать. Матушка была права: вся ваша династия…

– Что? – переспросила Виллемина, подняв бровь.

– Ничего! – огрызнулся Эгмонд. – Будешь разговаривать с отцом.

И вышел из будуара. Мы слышали, как он почти бежит по всей этой длинной анфиладе покоев, топоча, как целый табун.

Виллемина повернула меня к себе за плечи, глаза у неё горели, она улыбалась – и Тяпка, которая учуяла этот жар, принялась скакать вокруг нас, виляя хвостом. Виллемина схватила с зеркального столика плетёный шарф и принялась махать перед мордой Тяпки:

– Взять! Тяпа, взять!

Моя собака немедленно вцепилась – и принцесса принялась играть с ней шарфом, будто какой-то старой тряпчонкой: