Я не должна была сообразить. Об этом лучше вообще не знать. Но если ты знаешь — ты вооружён. Я понимала, как может использоваться одна из самых мерзких сил.
Я смотрела в зал, на холёного мессира в благородной седине — и видела, как призрачная кровь стекает по этой седине на его невозмутимую физиономию. И эта кровь означала совсем другую кровь.
И другую смерть.
Я не слышала, как Виллемина закончила свою речь. Меня колотило мелкой противной дрожью: если я права — это как медленно действующий яд. И моя королева — следующая.
— Я хочу, чтобы вы запомнили, прекрасные мессиры, — сказала Вильма на прощанье, — я всегда рада выслушать любого из вас. И позвольте мне надеяться, что я могу попросить у вас помощи.
Члены Совета смотрели на неё влюблёнными глазами: моя государыня так здорово изображала беспомощную девочку, что все верили, даже прожжённые упыри политики.
Раш подал Вильме руку, чтобы она спустилась с трона, — и мы вышли из Зала Совета, сопровождаемые гораздо более дружелюбными взглядами, чем в начале. Но висельник был на своём месте, а под креслом холёного мессира натекла лужа призрачной крови.
— Прекраснейшая государыня, — восхищённо сказал Раш, — вы всё сделали правильно, лучше и ждать было нельзя. Просто отлично.
Виллемина рассеянно кивнула.
— Да, наверное, — сказала она, — но, знаете, мессир Раш, мне было… — и покосилась на меня. — Как-то очень неуютно было, я хочу сказать. Будто кто-то злобно смотрел мне в спину. Как будто я не понравилась Залу, — и рассмеялась коротким нервным смешком. — Я глупая, Карла, дорогая?
— Ты чуткая, — сказала я. — Раш, мне нужно поговорить с Броуком. Срочно. Государыня в опасности — и ещё я, кажется, нашла убийцу короля.
Вильма ахнула, Раш отшатнулся:
— Но, леди Карла… ведь государь умер от болезни…
— Теперь я уверена: от проклятия. Броука. Срочно.
Раш пропал давать распоряжения. Я взглянула на Вильму.
— Ты командуешь, как полководец, — сказала Вильма. — Ужасно… неужели это правда? Ты… учуяла?
— Мы с Тяпкой, — сказала я. — Мы — королевские сторожевые псы. Я тебе присягала — и я не дам причинить тебе вред. И мы выловим всех здешних гадов.
Надо отдать должное Броуку: он пренебрёг всеми мыслимыми приличиями и прибежал. Буквально. А с ним прибежали несколько юношей, чьи лакейские ливреи меня уже не обманывали: дворцовая стража.
— На вас лица нет, Карла, — сказал Броук. — Что случилось?
— Пойдёмте в Зал, — сказала я.
Я боялась, что не найду нужное кресло, но призрачная кровь так и стояла под ним, а от лужи вела размазанная дорожка почти до самого трона.
— Раш, — спросила я. — Вот тут — кто сидел?
— Барон Штарх, — сказал Раш удивлённо. — Смотритель Дворца и дворцовых служб. А что?
— Дворца и служб — значит, под его началом всякие ремонтники, строители… те, кто чинит поломанное и делает всякие разные штуки… чистит камины, латает крышу, вставляет стёкла… Так?
— Да, — Раш ещё больше удивился.
— Превосходно, — сказала я. — Мне нужно поговорить с камергером Гелхарда. Быстро.
Один из парней Броука сорвался бегом и пропал.
— Вильма, — сказала я, — можно, ты останешься здесь? Здесь безопасно, я знаю. Посиди на троне, ладно? Почему-то трон тут — самое безопасное место. Мессир Раш останется с тобой и будет тебя охранять, а я должна разнюхать, где спрятали отраву.
— Ты меня восхищаешь, — сказала Вильма, садясь. — Но как ты узнала?
— Потом расскажу тебе, потом. Пока — просто посиди тут, пожалуйста.
Я бы оставила с ней и Тяпку, но мне казалось, что Тяпка с её сверхъестественным нюхом будет полезнее мне. И мы с ней вышли из Зала — как раз чуть не столкнулись с камергером.
Вид у него был совершенно измученный. Он, наверное, пытался уснуть: на него-то свалилось не меньше, чем на нас, подумала я. Мессир Дюшар ведь и короля хоронит, — к которому относился с неслужебной симпатией, чисто дружеской, и готов был для больного наизнанку вывернуться, чтоб тому было полегче, — и оставляет придворную должность. Ему на похоронах придётся камергерский жезл ломать — тоже совершенно не радостно…
— Вы хотели меня видеть, леди Карла? — спросил он удивлённо и устало.
— Мессир Дюшар, вы хорошо помните, когда государь заболел? — спросила я.
Камергер задумался.
— Вот прямо заболел, начал жаловаться на боли — под Новогодье, — сказал он. — Но я вот что скажу… уже с конца лета государь мой стал быстрее уставать, перестал за работой сидеть допоздна… Осенью тоже недомогал, я думал, простужается…
— Спасибо, — сказала я. — Понятно. А теперь вспомните, не случилось ли в конце лета что-то такое чинить, перебирать… Для чего нужно бы было разбирать стены, пол, камин? Не во Дворце вообще, а в личных покоях государя? В его кабинете, в библиотеке, в спальне?
— В спальне, — кивнул камергер. — Государыня Ленора попросила государя ковёр снять с пола в спальне… там ковёр раньше был саранджибадский, палевого цвета, с голубыми цветами…
— Мессир! — да что ж он тянет! — Только ковёр?
— Так ведь, когда сняли ковёр, её величество огорчилась, что паркет исцарапанный.
— Сильно исцарапанный?