Костер и Саламандра. Книга вторая

— Аксир проклял Эргла и «всех, кто отмечен так же, как и сей нечестивый», на торжественной службе в Новогодье, — продолжал Агриэл. — На той самой службе, которая, как уверяют, ближе всего Небесам. Не знаю, услышал ли его Господь, но он определённо был услышан причтом и адом. Дар был официально объявлен злом и прирождённым проклятием. С тех пор посвятить себя служению в Святом Ордене мог только тот… скажем так, некромант… который официально, перед ликом Господним, на священном Писании и Святом Слове отрекался от Дара и всего, что с ним связано. Полагаю, что защита сил небесных, которую мы с вами, дитя, отметили у Далеха и которая сохранилась у южан, для жителей Севера была уничтожена навсегда. Взамен неё отмеченный Промыслом получал вместе с Даром клеймо — и будущую судьбу, полную несчастий и позора.

— А Господь?! — не удержалась я.

— А Господь, как и было предначертано, зрит, не вмешиваясь, — Агриэл чуть пожал плечами. — Кому много дано — с того много и спросится. Справедливый суд — не от мира сего, а ад ловит любое неосторожное слово… Вам и тем, кто с вами, милое дитя моё, дан Дар — и знание того, во что прочим смертным остаётся лишь верить. И честный выбор: быть рабами ада или солдатами Небес.

— Ну да, солдатами Небес, ну да, — сказала я в тоске. — Родился уродом, повезло, если не задушили в колыбели, не бросили в лесу и не подкинули в приют. И потом живёшь хуже бродячего пса, люди боятся и плюют в спину, а все твои друзья — мертвецы и сущности из Сумерек…

— Очевидно, — сказал Агриэл, — это жестокое искушение отчасти искупает страшную ересь Святого Ордена — если отмеченный сумеет как-то преодолеть его.

— А вы… — и у меня чуть не сорвался с языка такой вопрос, что язык было впору просто откусить.

Но Агриэл ответил даже на незаданный вопрос:

— А я, милое дитя моё, обладаю такой крохотной толикой Дара, что о ней и говорить неуместно. Еле заметной даже мне самому. Сумерки практически закрыты для меня, я не слышу духов, не вижу Князей Ночи… но я всем телом чувствую места, где пролилась кровь. И ощущаю таких, как вы: первая встреча с отмеченным отзывается во мне колокольным звоном. Очевидно, поэтому на мне и нет телесного клейма… но боли и печали Дар и мне принёс немало. И душевных терзаний, когда я пытался понять, достоин ли сана наставника и не проклянёт ли меня Господь. И… если не прямой лжи, то умолчаний на исповеди. Страха, раскаяния, попыток что-то себе объяснить… Я хорошо понимаю вас. Думаю, лучше, чем люди, лишённые Дара вовсе.

— Поэтому вы и заинтересовались… этим вопросом, да, Отец Святейший? — спросила я.

Агриэл кивнул:

— Я разбирался в себе, потом попытался разобраться в мире, который меня окружает. В вашем возрасте, дорогое дитя моё, я жил в библиотеке, порой не покидая её даже для того, чтобы поспать. Мне повезло быть архивариусом в причте Иерарха Берхолна: эта должность давала доступ в самые удалённые библиотечные уголки и не мешала читать запоем.

— Злоупотребляли, Отец Святейший? — чуть-чуть улыбнулась я.

— Ещё как! — Агриэл ответил улыбкой. — Наставники были снисходительны к послушнику, мне повезло. А библиотекарь был стар, немощен телом — и не хотел лишний раз брести за очередным томом сам, оттого и отдал мне ключи. Так я попал в закрытый зал. Полгода я забирался туда со свечой, чтобы читать по ночам. И моя душа сначала содрогалась от ужаса, а потом обрела ту броню и то оружие духовное, которое даёт знание.

— Ох, представляю, Отец Святейший… вы прочли об Эргле?

— И о той страшной охоте, которую открыл Святой Орден после его смерти, — на лицо Агриэла набежала тень. — Любой признак Дара был объявлен знаком проклятия души — и младенцев по одному подозрению убивали в колыбелях. Все проповедники во всех храмах Святого Ордена вещали, что всякий намёк на необычные возможности — от ада. Тогда само слово «ад» попало под запрет, а всё, напоминающее о присутствии неизъяснимых сил, было прямо объявлено злом. Об этом не говорят, но о рождении даже детей королевской крови не объявлялось, пока младенцев не осматривали наставники Святого Ордена. Убивали и принцев, да… но не усмотрели Церла. И за двадцать пять лет правления он вогнал Орден в такой нестерпимый ужас, так точно исполнил все их зловещие пророчества, так подтвердил собственную адскую природу, что после его казни уже не сомневался никто.

— А Дольф Междугорский? — тихонько спросила я, когда снова смогла говорить.

— Междугорье всегда держалось в сторонке, — сказал Агриэл. — Охота на ведьм не была там такой кровавой, как в Перелесье или Прибережье, а уж тем более — как в Святой Земле. Иерарх Междугорский считался почти самостоятельной фигурой… хотя он и был, да и доселе является, я думаю, наместником престола Святого Ордена в Междугорье… всё равно, там было во многих отношениях легче дышать. И хоть Дольф Некромант и хлебнул горя, сколько вместил, всё равно это было долгое и в общем удивительно благополучное правление.

— Благополучное?! — не удержалась я.

Агриэл улыбнулся: