Костер на льду (повесть и рассказы)

И опять я целую неделю самозабвенно тренировался на пустыре, и опять Лада подбадривала меня шутками. А в воскресенье мы снова были на стадионе.

Главным судьей соревнований оказалась немолодая крупная женщина. Она встретила меня настороженно.

— Это вы в прошлое воскресенье поругались с Кос­тиковым?— спросила она.

Я объяснил, как было дело.

— Видите ли,— заговорила она, медленно подбирая слова, — во всем существует порядок... Что получится, если каждый будет выходить с трибуны и лезть в сектор метаний или на беговую дорожку?.. Такие соревнования тоже необходимы, я понимаю вас, и мы когда-нибудь будем их проводить. У нас уже был такой опыт — мы проводили перед войной день открытых стартов по конькам... Но сейчас это окажется полнейшей анархией, сорвет соревнования.

— Но я ведь прошу сделать одно исключение,— ска­зал я.

— Вы — исключение, другой — исключение,— вздох­нула она,— так анархия и получается.

— Но как вы не можете понять, что я не в бабки играть пришел? Я побью рекорд по диску и, очевидно, повторю по ядру.

Она снова вздохнула:

— Где вы работаете?

— На Быстрянском торфопредприятии

— Простите, а карточка у вас рабочая?

— Да. А что?

— Тут, видите ли, к нам приходят многие, чтобы по­лучить хлебную карточку.

— Да не нужна мне карточка!— сказал я, начиная терять терпение.— Мой результат выше рекорда на...

Она перебила меня:

— А кем вы работаете?

Я объяснил.

Она недоверчиво посмотрела на мой потрепанный китель, но сказала:

— Вам, очевидно, надо поступить таким образом... Отыщите председателя общества «Энергия»... Сегодня ее здесь нет... Но ее просто найти,— она назвала мне адрес.— Поговорите с ней... Чтобы все было организо­ванно... А сейчас — извините, мне некогда.

Лада по моим опущенным плечам поняла все и, ста­раясь приноровиться к моему шагу, взяла меня под руку.

Мы шли молча.

Глава шестнадцатая

Знаешь, приходит такая минута:
Хочется, собственно, очень простого —
Комнату, света, немного уюта,
Чаю с лимоном и книгу Толстого;
Руки родные обняли чтобы,
В тихое счастье раскрылись бы дверцы...
Черный медведь утомившейся злобы,
Глухо ворча, заворочался в сердце.
(Марк Соболь)

Только чтобы не уронить себя в Ладиных глазах, я выходил на пустырь тренироваться.

А она старалась изо всех сил подбодрить меня. Я де­лал вид, что мне весело, но шутки мои не походили на прежние.

Однако я так втянулся в тренировки, что они стали моей потребностью. Диск каждый раз ложился на одну линию — тридцать восемь метров, разница была в ка­ких-нибудь сантиметрах. Зато ядро с каждым днем ле­тело дальше и, наконец, и оно перекрыло областной рекорд.

Лада хлопала в ладоши, тормошила меня, а я думал: «А что, если и в городе какой-нибудь парень тоже не спит и уже приблизился к моим результатам?» Воспо­минание о неудавшихся поездках на стадион не давало мне покоя. Я даже спать стал хуже, ворочался во сне, а один раз Семен разбудил меня и сказал, что я стонал.

И вот когда у меня опять было отчаянное настрое­ние, произошла стычка с Хохловым. Все началось с того, что в понедельник, после первой нашей неудачной по­ездки в город, он вызвал меня к себе и, не отрывая глаз от стола, сказал брюзжа:

— Искал тебя вчера весь день — нигде не мог найти. Лодырничаешь опять... Вот, ознакомься.

Он протянул мне приказ.

«В связи с создавшимся тяжелым положением в ба­раках транспортного отдела назначить Ашанину Е. И. заместителем по кадрам и быту с месячным окладом 1000 рублей».

Я ничего не понимал. Зачем? Ведь и должности у нас такой не было.

Хохлов хмуро посмотрел на меня и сказал:

— Что ты все ершишься, Снежков? Тебе хуже? По­мощница будет. За бараками смотреть.

На крыльце меня догнал Долотов. Оглядываясь на дверь, зашептал:

— Что тебя, как сосунка, учить приходится? Мало тебе было того собрания? Еще захотел? Не сообража­ешь, что ли? Пров Степаныч нарочно такую должность придумал для нее. А ты: «Зачем? Откуда? Кто такая?»...

Все было понятно. Очередная приближенная Хохло­ва. А Долотов продолжал шептать:

— Помнишь, вместе были на Мелешино? Еще Пров Степаныч сказал: «Хороша торфушка: царь-баба»? Так это она и есть, Фроська.

Я вспомнил девку-гренадера, которая поднималась с корзиной торфа на плече по крутому трапу так, словно прогуливалась. Вспомнил, как она стреляла в приехав­шее начальство глазами.

— Слушай, Долотов,— сказал я.— Ты не боишься свернуть себе шею из-за того, что поставляешь баб в гарем к Хохлову? Ведь рано или поздно придется от­вечать за это.

Худенький, вертлявый человечек посмотрел на мен» наглыми глазами.

— Пока Пров Степаныч — директор, я его правая рука. Запомни это. А Пров Степаныч сидит, как скала. Понял?.. И кто из нас загремит, так это ты.