Когда я убедился, что Лада сообщила правду, теплая волна подкатила к моему сердцу. «Милая, ты уже живешь моими интересами»,— подумал я благодарно. Я дождался первого поезда, везущего торф в Быстрянку, и поехал домой.
Вечером я вышел с диском на всполье и самозабвенно отдался тренировке.
Много позже я уразумел, что для всякого дела нужен стимул. Пока у меня не было его, я занимался диском как любитель, занимался больше для того, чтобы разработать ногу. Но стоило мне узнать, что мой результат выше областного рекорда, как я понял, что не вправе больше заниматься по-любительски. Именно с этого дня я почувствовал себя настоящим спортсменом.
Все дни, оставшиеся до воскресенья, на которое были назначены соревнования по легкой атлетике, я тренировался с каким-то остервенением, а в воскресенье утром мы выехали с Ладой в город.
Когда мы добрались до стадиона, он был битком набит. Видимо, болельщики стосковались по спорту, потому что они вскакивали со своих мест, топали ногами, кричали по малейшему поводу. По дорожке трусили бегуны, но мой взор, равнодушно скользнув по ним, отыскал сектор метаний и остановился на дискоболе. Проследив за броском, я присвистнул и шепнул Ладе:
— Если и остальные так метают, то у меня конкурентов нет. Ты посиди, подожди меня.
Я усадил Ладу, спустился по ступенькам трибуны и перемахнул через барьер. Конечно, меня сразу окликнули, но я принял независимый вид и пересек зеленое поле. Толпящиеся у круга метатели не обращали на меня внимания. Я подошел к судье и сказал:
— Прошу допустить меня к метанию диска и толканию ядра.
Высокий худой мужчина в белых брюках и голубой шелковой безрукавке отмахнулся от меня:
— Не мешайте.
— Послушайте,— сказал я настойчиво.— Я прошу, чтобы вы допустили меня к соревнованиям.
Очевидно, не расслышав, что я говорю, делая какие- то пометки в ученической тетради, он повторил:
— Не мешайте мне. Покиньте сектор метаний.
— Да вы выслушайте...— начал я, а он, вскинув на меня глаза, оглядев удивленно, спросил:
— Вы почему не в форме? И вообще, что вам здесь надо?
Я объяснил.
— Отойдите, отойдите в сторону,— торопливо сказал он, делая очередную пометку в тетради. Потом оглядел меня с головы до ног и задал вопрос:— Я не понял, вы какое общество представляете?
— Да никакое пока не представляю. Я пока сам по себе. Приехал с Быстрянстроя, чтобы побить рекорд по диску.
— Слушайте, не морочьте мне голову и не мешайте работать,— сердито сказал он.
— Да я — дискобол, понимаете? Я обещаю бросить диск на два-три метра дальше вон этого флажка.
— Слушайте,— сказал он, еще больше раздражаясь,— если вы пьяны, то проспитесь. Покиньте стадион.
Я видел, что юноши и девушки посматривают на меня с любопытством. Кто-то даже хихикнул. Видимо, чувствуя, что на карту поставлен его авторитет, мужчина сказал угрожающе:
— Если вы не покинете стадион, я вызову милиционера.
Я тоже рассердился и бросил:
— Не знал, что среди спортсменов можно встретить таких нечутких людей.
— Вон со стадиона!— закричал он срывающимся голосом.— Ходят тут всякие самозванцы!..
— Где у вас главный судья соревнований?— спросил я, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Вон!
— Ладно. Уйду. Вам же будет хуже — рекорда лишитесь.
— Вон!
Я не сдержался:
— Идите к черту!
Когда я позорно отступал к перилам, через которые только что перемахнул на стадион, то услышал, как он кричал:
— Оскорблять!.. Я заявлю!.. Самозванец!.. Хвастун!..
А когда я поднимался по трибуне, до моих ушей долетело даже:
— Узурпатор!
Лада испуганно встала мне навстречу. Уводя ее от любопытных глаз, я рассказал ей, что у меня произошло на поле.
— Значит, надо действовать какими-то другими путями,— задумчиво произнесла она.
— Конечно, надо было сначала идти к главному судье.
— Иди сейчас.
— Он меня встретит в штыки — я послал этого типа к черту.
— Его надо было еще дальше послать,— сказала она сердито.— А то — рискни! А?
— Нет. Да и поздно уже. Видишь, метания кончились.
Заметив, что я огорчен, Лада похлопала меня по руке:
— Не расстраивайся, рекорд все равно за тобой. Ни один из них не смог добросить до флажка.
Мне не хотелось разговаривать. Всю дорогу до вокзала я шел молча. И только взяв билеты на поезд, стоя на перроне, я заявил, глядя на вывеску ресторана:
— Впору напиться.
— Но ты же не Семен Шавров,— сказала Лада и, как мне показалось, посмотрела на меня с сожалением. Мне стало стыдно, и я сказал:
— Я пошутил.
— Эта шутка уже из нового репертуара,— заметила она сухо.— Мне больше нравились прежние шутки.
— Не сердись.
— Да что мне сердиться.
— В следующее воскресенье снова поеду. Слышала, объявили, что соревнования будут продолжаться?
— Ну, вот это другой разговор,— улыбнулась она.— Саша, дорогой, ты должен вписать рекорд в таблицу до моего отъезда — мне веселее будет жить с этой мыслью в Москве.
Я покосился на Ладу. Солнце пронизывало ее каштановые волосы, отчего они казались немного рыжеватыми. Мне так хотелось попросить: «Останься, не уезжай, будь со мной»,— но я не решился этого сказать.