Костер в ночи. Мой брат Майкл. Башня из слоновой кости (сборник)

Сквозь стеклянные двери мне были видны спускающиеся вниз по лестнице Каудрей-Симпсоны. Через холл по направлению к столовой промчалась горничная. Снаружи, между крутыми склонами полумесяца Сгурр-на-Стри, красное небо стало цвета меди, на его ярком фоне зубчатые скалы приняли форму возвышающегося рельефа. Я увидела троих молодых людей, без сомнения геологов, идущих от реки; они прошествовали мимо окон гостиной, и через миг я услышала, как открылась и хлопнула входная дверь.

Где-то часы пробили семь.

– Есть хочется, – сказала я. – Слава богу, наступило время обеда.

Поднявшись, я подошла к окну, выходившему на восток. Напротив гостиницы простиралась вдаль широкая равнина – почти миля ровного, объеденного овцами дерна, нарушаемого лишь торфяными струйками, которые, извиваясь, тянулись к морю. Через равнину петляла узкая и неровная дорога, потом она шла вдоль береговой линии, а затем поднималась вверх через вереск и исчезала из виду. Справа бормотало море, теперь оно было цвета темного олова и тусклое, так как на него падала тень гор. Вдали слева у подножия Блейвена блеск воды отливал медью небес.

Запоздавший тетерев крикнул: «Вернись!» – и замолк. Чайка на берегу расправила крылья и сложила их. Море, казалось, замерло. Вид был довольно диким и безотрадным; ни звука, лишь птичий зов да стенания овец; ни движения, лишь дрожь крыла чайки да широкие шаги запоздавшего постояльца, торопливо идущего по траве.

Потом его шаги раздались на гравийной дорожке. Скрип ботинок нарушил тишину. Рядом с ним вспорхнула бекасиха с гнезда и, словно молния, полетела зигзагами в горную долину. Лишь дважды вдали, на фоне грозной выси Блейвена, блеснули серебряным отливом ее крылья, потом я потеряла ее из виду.

– Блейвен, – задумчиво сказала я. – Интересно…

За моей спиной Марша произнесла резким, прерывистым голосом:

– Больше ни слова об этом, прошу вас. Вы не против?

Я удивленно обернулась.

Она допивала свой третий джин и довольно странно глядела на меня поверх бокала. Смутившись и слегка расстроившись, как всегда при проявлении грубости, я пристально посмотрела на нее. Я понимала, что, переведя разговор на Джанетту и ее деяния, поступила достаточно своевольно, но мне не хотелось говорить о Николасе. К тому же Марша вроде бы проявила интерес. Если бы ей было скучно… но, судя по ее виду, она не скучала, совсем наоборот.

Она виновато улыбнулась:

– Ничего не могу с собой поделать. Но давайте не будем. Пожалуйста.

– Как пожелаете, – ответила я сухо. – Извините.

Я снова повернулась к окну. Моим глазам предстала огромная и грозная гора. И тут меня вдруг озарило. Блейвен! Это мое упоминание о Блейвене, а вовсе не Джанетта вынудило Маршу укрыться в стакан с джином, как улитку в раковину. Родерик Грант, и Мурдо, и вот теперь Марша Малинг… или у меня разыгралось воображение? Я уставилась в сгущающиеся сумерки, в которых запоздавший гость как раз проходил последние двадцать ярдов до входной двери. Мой взгляд сосредоточился на нем. Я замерла, потом снова посмотрела на него…

– О господи! – воскликнула я и отпрянула от окна, как камень, пущенный из пращи.

Остановившись на коврике у камина прямо напротив вытаращившей глаза Марши, я сделала глубокий-глубокий вдох и повторила:

– О господи!

– Что случилось? Это потому что я…

– Вы тут совершенно ни при чем, – устало произнесла я. – Это все человек, который только что подошел к входной двери.

– Человек? – в замешательстве повторила Марша.

– Да. Полагаю, это и есть ваш безымянный, темный, роковой писатель… вот только для меня он совсем не безымянный. Его зовут Николас Друри.

Она раскрыла рот:

– Не может быть! Неужели…

Я кивнула:

– Именно. Мой муж.

– По… подонок?

Я грустно улыбнулась:

– Совершенно верно. Как вы и сказали. Отпуск обещает быть весьма забавным, – добавила я совершенно неубедительно.

Глава 3 Камасунари (1)

Да, там она и была, огромная, как жизнь, высокомерная черная подпись в книге посетителей: «Николас Друри, Лондон, 29 мая 1953 г.» Секунду я глядела на нее, кусая губы, потом мое внимание привлекла другая запись той же рукой в начале предыдущей страницы: «Николас Друри, Лондон, 28 апреля 1953 г.»

Значит, он уже приезжал сюда этой весной. Я нахмурилась, гадая, что занесло его на Скай. Должно быть, он собирал здесь материал для какой-нибудь книги; вряд ли он выбрал бы это место для отдыха.

Насколько я помнила Николаса, горные края, форель и вереск в тумане плохо с ним согласовывались. Я взяла ручку, ощущая, что моей руке не хватает уверенности. Всего моего тщательно выработанного самообладания не хватит, чтобы снова встретиться с Николасом Друри, да еще с видом шутливого дружелюбия, какое, несомненно, модно среди разведенных пар лондонского света.