Кости

– Привет-привет. – Дабофф отсалютовал ему, подняв кулак. – Ты взглянул на цапель перед тем, как прийти сюда?

– Пока нет, сэр.

– Невероятные птицы. Величественные. Вот такой размах крыльев. – Он вытянул в стороны морщинистые руки.

«Зря ты считаешь, будто мне есть до этого дело».

Дабофф подошел ближе; от него кошмарно воняло органическим дезодорантом, который он пытался всучить еще и Ченсу.

– Совсем как птеродактили. И умелые рыболовы.

Ченс полагал, будто цапля – это и есть рыба, пока Дабофф не сообщил ему обратное.

Тот устроился поблизости от стола, обнажив в улыбке ужасные зубы.

– Богачи в Беверли-Хиллз не любят, когда в сезон кормления птенцов цапли прилетают и поедают их драгоценных карпов-кои. Кои – это извращение. Мутация, которой люди подвергли бурого карпа, перепутав все ДНК, чтобы получить эту дикую расцветку. Цапли – это сама Природа, великолепные хищники. Они кормят птенцов и восстанавливают истинный природный баланс. Чтоб эти типы из Беверли-Хиллз провалились, ага?

Ченс улыбнулся.

Должно быть, эта улыбка была недостаточно широкой, потому что Дабофф вдруг нахмурился.

– Ты ведь живешь не там, если я правильно помню?

– Нет, сэр.

– Ты живешь в…

– Брентвуде.

– В Брентвуде, – повторил за ним Дабофф, точно пытаясь сообразить, что бы это значило. – Твои родители не держать карпов-кои?

– Нет. У нас даже собаки нету.

– Это хорошо с вашей стороны, – отозвался Дабофф, похлопав Ченса по плечу. – Они все равно что рабы, эти домашние питомцы. Вся эта идея ничем не лучше рабства.

Его рука по-прежнему лежала на плече Ченса, и тот задумался – может быть, этот тип педик?

– Ну да, – произнес он, слегка отодвигаясь.

Дабофф почесал колено, опять нахмурился и потер розовый волдырь.

– Остановился у болота, чтобы проверить, не накидали ли там мусора. Должно быть, там меня кто-то укусил.

– Обеспечивать едой братьев наших меньших – хорошее дело, – сказал Ченс.

Дабофф смотрел на него, словно пытаясь понять, не морочит ли парень ему голову.

Ченс снова напустил на себя облик Мистера Искренность, и Дабофф, решив, что тот говорил от души, улыбнулся.

– Полагаю, ты прав… ладно, я просто подумал, что надо зайти и проверить, как у тебя дела, перед тем как твоя вахта завершится.

– У меня все отлично, сэр.

– Ладно, попозже я еще зайду.

– Эм-м, сэр… мне вроде как скоро уходить, – напомнил Ченс.

Дабофф улыбнулся.

– Ну да, конечно. В десять можешь закрывать офис. Я приду потом. – Он направился к двери, потом остановился и оглянулся. – Ты делаешь благое дело, Ченс, что бы ни сподвигло тебя на это.

– Совершенно верно, сэр.

– Зови меня Сил.

– Договорились, Сил.

– Ты ничего не хочешь мне передать? – осведомился Дабофф.

– Что именно, сэр?

– Были звонки или сообщения?

Ченс улыбнулся, сверкнув идеальными белыми зубами, которыми был обязан пяти годам посещения кабинета доктора Вассермана.

– Ничего не было, Сил, – с абсолютной уверенностью в голосе ответил он.

Глава 2

Бобу Эрнандесу были нужны деньги.

Ничто, кроме денег, не могло дать ему возможность выбраться из ситуации.

В пять часов утра «Тихоокеанские общественные склады» походили на заполненный туманом мусорный контейнер – словно одно из тех мрачных местечек, которые используют в качестве декораций к фильмам о серийных убийцах и наркоторговцах. Здание было открыто круглосуточно, но большинство ламп, которые должны были освещать проходы между отсеками, были выкручены, и аукционисту приходилось светить ручным фонариком.

В этот час еще никто до конца не проснулся, не считая этого азиата. Жалкое зрелище по сравнению с другими аукционами, на которых доводилось присутствовать Бобу. Только он, еще четыре человек и аукционист, седовласый тип по имени Пит в костюме и при галстуке. Костюм был коричневый и дешевый, а галстук висел мятой тряпкой. Этот тип напомнил Бобу одного из тех неудачливых адвокатов, которые болтаются вокруг здания городского суда, ожидая, когда им перепадет какое-нибудь дело.

Лос-анджелесские законники, совершенно не похожие на тех, которых можно увидеть в фильме «Закон Лос-Анджелеса». Или «Юристы Бостона», если уж на то пошло.

Боб хотел бы иметь дело только с симпатичными девушками-адвокатами, которые страстно защищали бы его – и после того, как спасут его задницу, не менее страстно предлагали бы ему уединиться где-нибудь вдвоем…

Вместо этого ему назначили Мэйсона Сото из отдела государственной защиты, который учился в Беркли и три раза за разговор упомянул об этом. Пытался подружиться с Бобом, словно они были в детском саду, говорил об иммиграции, о «Ла раса»[4].

Мэйсон Сото вырос в Сан-Франциско и считал, что страна должна открыть границы для всех. Боб рос в Западной Ковине. Его отец был из семьи мексиканцев, перебравшихся в Америку три поколения назад, и, отслужив в морской пехоте, устроился пожарным. Мать была из семьи шведских эмигрантов, живших в США уже четыре поколения, и работала в полиции диспетчером. Оба брата Боба стали копами, и вся семья, включая его самого, считала, что люди должны играть по правилам, а тех, кто этого не делает, следует отправлять куда подальше пинком под зад.