Кости холмов. Империя серебра

Ала ад-Дин Мухаммед кивнул и протянул руку за чашкой. Войско тронулось в путь почти час назад, и шах был приятно удивлен горячему, еще дымящемуся черному напитку. Поднося чашку к губам, шах наклонял ее осторожно, чтобы не пролить драгоценный напиток себе на бороду.

– Как это он у тебя не остыл? – недоумевал шах.

Видя, что господин доволен, слуга улыбнулся:

– Я поставил горшок в кожаный мешок, господин, вместе с золой, что осталась утром от костра.

Причмокнув, шах Мухаммед сделал глоточек восхитительного горького напитка.

– Молодец, Аббас. Здорово придумал.

Шторка паланкина задернулась, и слуга медленно полез вниз, стуча башмаками по деревянным ступеням под брюхом огромного зверя. Вне всяких сомнений, голову Аббаса уже занимали мысли о том, чем накормить своего господина после полуденной молитвы.

Если бы это было позволено, шах, пожалуй, даровал бы своим воинам освобождение от молитвы, пока войско было на марше. Ежедневно чтение молитв отнимало по три часа драгоценного времени, и постоянные остановки ужасно беспокоили шаха. Но тогда соперники получили бы повод обвинить его в нетвердости веры, и шах в который раз отказался от этой мысли. В конце концов, именно вера делала его людей сильными. Слова пророка убеждали их в необходимости молитвы, и даже шах не в силах был им противиться.

Ала ад-Дин Мухаммед наконец свернул из широкой долины и повел войско на север, к Отрару. Впереди тянулась гряда бурых гор, перевалив через которые армия воинов, закаленных песками южных пустынь, обрушится всей своей мощью на орду диких монголов. Раскачиваясь в паланкине, Ала ад-Дин закрыл глаза и подумал о тех, кого он вел с собой на войну. С потерей конницы Калифы у шаха осталось всего пятьсот всадников – его личная гвардия, составленная исключительно из сыновей знатных семейств. Уже дошло до того, что приходилось использовать их на посылках и отправлять в разведку. Для отпрысков древних родов это было оскорблением, но выбора шах не имел.

Шесть тысяч верблюдов тащили провиант и оружие для всего войска. Верблюды, конечно, не такие быстрые, как лошади, зато могли нести тяжелые грузы. Остальное войско двигалось пешком, лишь командиры ехали верхом. Поэтому теперь шах больше полагался на слонов, которых обожал за их боевую мощь. Каждое животное обладало силой восьмидесяти молодых быков.

Выглядывая из паланкина, шах Мухаммед испытывал гордость за собранное им войско. Такой армией гордился бы сам Саладин. Внизу, на вороном жеребце, скакал старший сын хорезмшаха Джелал ад-Дин. С замиранием сердца смотрел отец на прекрасного юношу, который однажды унаследует трон. Люди любили его, и трудно было удержаться и не помечтать о тех временах, когда его потомки будут править всем мусульманским миром на протяжении столетий.

Снова вспомнился Калифа, и шах едва овладел собой, постаравшись больше не думать о нем, чтобы не портить чудесное утро. Как только окончится битва, Калифу с его людьми разыщут и вырежут всех до одного, как бешеных псов. Шах дал себе клятву воздать изменнику по заслугам, а войско тем временем продвигалось вперед, медленно приближаясь к перевалам в горах.

Разведчики примчались назад, когда Субудай, опустившись на одно колено, выглядывал через край утеса, обозревая раскинутые внизу под холмами равнины. Он наблюдал за растянувшейся на многие мили армией шаха и даже без доклада разведчиков догадался, что войско пройдет через широкий перевал, который он вызвался контролировать. Как только разведчики спешились, Субудай махнул им рукой.

– Знаю! – крикнул он. – Ступайте и доложите остальным темникам. Мы встретим врагов здесь.

Вдалеке показался шахский эскорт. Срезая путь и поднимая клубы пыли, всадники скакали на север по крестьянским полям. Субудай попробовал поставить себя на место шаха, хотя это было непросто. Сам Субудай никогда не повел бы такую армию через перевал. Он вообще повел бы армию в обход гор и не стал бы пытаться защитить Отрар. Чтобы преодолеть такое расстояние, шаху потребовался бы еще месяц, зато монголам пришлось бы вести бой на открытом пространстве, лишившись всех преимуществ.

Шах, напротив, выбрал кратчайший путь, показав тем самым, что дорожит Отраром. Субудай очень внимательно изучал обстановку, примечая все, что могло помочь уничтожить противника. Полководец не хуже других знал, что Чингис прочно обосновался в этой стране. Речь больше не шла о том, чтобы отомстить одному городу. Дело уже касалось выживания их народа. Они разворошили осиное гнездо поопаснее империи Цзинь, и ставки снова были чересчур высоки.