Кости холмов

Субудай задумчиво кивнул. Он видел, что последние из передового отряда присоединились к основному войску шаха и теперь злобно пялились на монголов, выстраивающихся среди разбросанных тел. Почти все слоны скрылись из виду. Несколько огромных туш остались лежать на земле, время от времени вздрагивая ногами в предсмертной агонии. Хорезмийцы добили животных, не позволив им причинить еще больший ущерб своей армии. Субудай чувствовал усталость и боль по всему телу, однако до окончания битвы было еще далеко.

– Встать в строй! – прокричал Субудай, и те, кто слышал его команду, подчинились.

Армия шаха продолжала маршировать как ни в чем не бывало. Субудай едва верил своим глазам, но шахские войска были настроены достигнуть Отрара настолько решительно, что продолжали движение, невзирая на опасность новой атаки.

Субудай покачал головой. Его командиры показали, на что способны отряды, когда действуют на свой страх и риск. Но шахское войско неотступно продвигалось вперед, подчиненное одной воле, что бы ни случилось. И Субудай подумал, что шах, должно быть, так же безжалостен к своим людям, как и Чингис.

Джелме со своими воинами присоединился к минганам Субудая. В лицах шахских солдат виделся страх. Теперь они хорошо знали, что произойдет, как только монгол даст приказ. Хорезмийцы натягивали луки и готовились отражать нападение.

Субудай потянулся к висевшему на шее сигнальному рогу, но обнаружил, что вражеская сабля рассекла его пополам. Субудай уже не помнил, как это случилось. Он выругался, не обратив внимания на усмешки, вызванные его словами у тех, кто был ближе.

– За мной! – заревел Субудай.

Слева от него всадники Джелме тоже ударили пятками и пустили коней галопом.

Чингис гнал скакуна во весь опор, чтобы добраться до места вовремя. Двадцать миль остались позади. Когда показалось поле битвы, лошадей поменяли. Шахское войско покидало перевал, и ничто не могло этому помешать. Чингис обернулся назад. Следом скакал его сын Чагатай, чуть поодаль мчался Хасар. Они привели все пятьдесят тысяч всадников. За ними тянулся огромный табун запасных лошадей. И все же им по-прежнему противостояла громадная армия, арьергард которой находился так далеко, что уже не хватало глаз. Слева мелькали едва различимые издали стяги Субудая. Он атаковал с фланга. Следом за мусульманами поднимались и клубились в воздухе облака пыли. Чингис едва ли сомневался, что Самука и Хо Са уже мертвы, но Отрар остался далеко позади, и его гарнизон сегодня не мог причинить вреда. Чингис сделал все, что мог, а теперь уже как кости лягут. Он пошел на крайние меры, но должен был зажать армию шаха в капкан и нанести ей здесь главный удар. Другого выхода не было.

Чингис велел знаменосцу поднять флаг, и золотое полотнище затрепетало на ветру. Тетива тысяч луков заскрипела вдоль всей линии нападения. Передовые ряды хорезмийцев съежились, готовясь к удару, но их командиры гнали людей вперед. Никому не хотелось встретиться вновь с этими суровыми воинами, но спасения от них не было. Когда золотой стяг взметнулся ввысь, раздался яростный крик и воздух почернел от стрел.

Монголы с ревом налетели на врага, подобно лавине, скорость и мощь которой были не менее опасны, чем их оружие. Монголы широкими щупальцами обхватили голову неприятельского войска и мчались вдоль флангов, нанося удар за ударом на всем скаку. Когда оба войска сошлись в бою, солнце уже пряталось за линией горизонта, окутывая землю серыми сумерками. Но вечер выдался ясный, и, круша врага, монголы как будто не желали напрасно терять ни минуты.

Шах Ала ад-Дин Мухаммед ахнул от неожиданности, когда группа монголов едва не прорвалась к нему. Всадники из личной гвардии шаха сразили монголов, но один еще оставался жив. Его окружили со всех сторон, но и половина армии шаха долго не могла совладать с ним. Боясь новой опасности, шах лихорадочно оглядывался по сторонам и смотрел во все глаза. Вот-вот должно было стемнеть, но монголы сражались как одержимые. Они не издавали ни звука, даже когда жизнь покидала их. Видя, что происходит вокруг, шах лишь беспомощно качал головой. Монголы будто не чувствовали боли. Его сын Джелал ад-Дин говорил, что они больше похожи на бессловесных тварей, чем на людей, и, видимо, был прав.

Армия все же не останавливала движения, хотя воинам шаха это удавалось с большим трудом. Они из последних сил боролись с собственным желанием отступить и бежать без оглядки от лютого врага. Монголы рубили их на куски с флангов и не прекращали атаковать с тыла, подгоняя врага вперед.

Все больше и больше гибло воинов хана, пытавшихся пробиться к центру шахского войска. Они еще держали строй, яростно отбивая атаки прорывающихся сквозь их ряды всадников. Хорезмийцы уступали монголам в скорости, но щиты хорошо защищали от стрел. Тех, кто проникал внутрь разъяренной массы, били саблями со всех сторон и кромсали на части. Монголов отбрасывали назад снова и снова. Проплывая на слоне мимо изрубленных врагов, шах Мухаммед испытывал бешеный восторг.