Кости Луны

— Смотрите, кто это? Сюда направляется…

— Точно, мам! Что это, мистер Трейси?

— Это? Это просто скорость звука. Иногда, если очень повезет, можно разглядеть и скорость света, но очень уж редко. Это все Кипучий Палец — он предпочитает хранить на территории своего Маха как можно больше света. Но скорость звука встречается часто, и ее так много… Обычно мы вообще не обращаем на нее внимания. Сейчас, подождите минутку, сами услышите.

Звук с дороги достиг нас через несколько секунд. Это был шум, знакомый мне с детства — машины, гудки, голоса, шаги, — только сильно уплотненный. Секунду-другую воздух вокруг нас вибрировал, но это быстро прошло.

Пепси повернулся к мистеру Трейси.

— Куда нам теперь, мистер Трейси? — очень серьезно, по-взрослому спросил он.

— Нам нужно найти вторую Кость, Пепси. Точнее, тебе. Но сначала стоит навестить Кипучего Пальца. Каллен, помнишь его?

Мальчик и трое животных не сводили с меня глаз. Мотнув головой в ответ, я почувствовала себя полной дурой. Какой еще Кипучий Палец?!

Элиот осторожно постучал в дверь апартаментов — никогда не видела, чтобы он так нервничал. Он пригласил меня составить ему компанию, взять интервью в отеле «Пьер» у Вебера Грегстона, о чьем новом фильме «Горе и сын» все только и говорили. Я уже посмотрела картину, и она мне очень понравилась, но на самом деле все платили за то, чтобы увидеть, что еще новенького учудит этот Грегстон.

Он был большим оригиналом: за десять лет снял всего три фильма, и ему было наплевать на то, чего хочет Голливуд или публика. А десять лет назад Грегстон являлся малоизвестным молодым поэтом, но внезапно привлек внимание тем, что (1) получил Макартуровскую стипендию[36], а затем (2) истратил львиную долю денег на съемки малобюджетного черно-белого фильма о человеке, который был уверен, что сам себе жена. Фильм получил специальный приз Берлинского кинофестиваля и якобы вызвал массовые беспорядки в Сент-Луисе, штат Миссури. В первом фильме, среди прочего, мне понравилось название: «Ночь — это блондинка».

Однако больше всего в его картинах меня впечатляла операторская работа. Визуальные образы Вебера Грегстона либо воздействовали на ваше подсознание (хм, об этом я раньше не думала, по крайней мере в таких словах), либо изумляли неожиданными ракурсами, сочетаниями цветов и взглядами на жизнь, неповторимыми и неотразимыми, но одновременно вполне узнаваемыми, хорошо понятными.

Пока мы ждали, Элиот перекладывал портфель из руки в руку и строил мне рожи. Грегстон редко давал интервью и согласился принять Элиота лишь потому, что счел его рецензию на свой предыдущий фильм («Как надевать шляпу») «обидной и любопытной».

Когда же наконец он открыл дверь, ни я, ни Элиот не знали, что делать, поэтому стояли столбом и ждали первого шага Грегстона. А тот, в свою очередь, невозмутимо разглядывал нас и, похоже, даже не думал брать на себя инициативу. Первыми словами, пришедшими мне на ум, были «Шотландия» или «Уэльс». Я бы очень удивилась, не будь его предки шотландцами или валлийцами. Крупный, привлекательный мужчина лет под сорок, крепкий и обветренный, похожий на легкоатлета или регбиста, не гнушающегося ребячьей бучи… Глубоко посаженные зеленые глаза смотрели спокойно и сдержанно, рыжеватой шевелюре не помешало бы знакомство с расческой. Грегстон был одет в футболку с надписью крупными буквами: «АИДА, НИИ ЧАЯ И КОФЕ, ВЕНА, АВСТРИЯ» — и кожаные брюки шоколадного цвета, которые стоили, наверное, не меньше «мерседеса». Плюс белые носки; обуви не было.

— Кильбертус?

— Да. Будем знакомы.

Элиот протянул руку для пожатия, но Грегстон проигнорировал ее и посмотрел на меня.

— А это еще кто? — пробежал он по, мне удивительно холодным, оценивающим взглядом.

Ах так, мысленно произнесла я, да пошел ты, Вебер.

— Моя приятельница, Каллен Джеймс. Если вас ее присутствие не устраивает, интервью отменяется.

— Ой, боюсь-боюсь! — Грегстон расплылся в ухмылке и по-каратистски разрубил рукой воздух. — Крутые парни! Заходите, оба. Значит, Каллен? Это еще что за имя?

Ждать ответа он не стал. Элиот показал его удаляющейся спине средний палец, а мне послал воздушный поцелуй. Следуя за Грегстоном, мы оказались в гостиной, где на приставном столе неаппетитно красовались остатки чьего-то завтрака.

Пока Элиот устанавливал свой диктофон, Грегстон хлопнулся на кушетку и снова оглядел меня с ног до головы:

— Вы не ответили на мой вопрос. «Каллен» — это откуда?

Я пожала плечами; мне хотелось домой. Он успел напрочь отбить у меня желание восхищаться знаменитостями, и я твердо вознамерилась не дать ему расширить плацдарм. У меня было такое чувство, как у тонущего, который теряет последние силы, — только перед моими глазами мелькала не собственная жизнь, а скорее Грегстона. Отборный экземпляр мерзопакостного, удачливого сукина сына, перед которым, наверное, все только рады плюхнуться лапки кверху в ответ на плевок в душу. Сколько неуверенных в себе, слабохарактерных женщин позволяли ему это, а потом хвалились как привилегией: мол, сам Вебер Грегстон подмял меня под себя… Подмял во всех смыслах.