Кости мертвецов

— Не надо! — вскричала она. — Не надо!

Вашингтон оглянулся и опустил голову. Руки в комках ила напоминали звериные лапы. Зрачки, скошенные в ее сторону, обведены каймой мутных кровавых белков. Он был похож на загнанного в угол пса. Стелла слышала его прерывистое свистящее дыхание.

— Это не для вас! — сказала она. — Оставьте это им. Это их мир. Они знают, что делать. Они знают все лазейки и хитрости. Но вы же цивилизованный человек! Не будьте дураком!

Он медленно выпрямился и повернулся к ней, опустив испачканные руки.

— Дураком! — повторил он и стиснул зубы, лицо его побелело. Он набросился на нее, словно был оскорблен до глубины души. — Дураком! Вы не знаете, что говорите. Только дураки остаются в живых! Цивилизованный человек! Да какая здесь цивилизация! О господи, мы в тропиках! Мы, можно сказать, стоим прямо на экваторе! Да будет вам известно, что здесь все живое — слизни, свиньи, рыбы, деревья, цветы, москиты, люди — все равны, и у всех равные права в борьбе за выживание! Может быть, вы воображаете, что для нас здесь пойдет снег только потому, что в наших жилах течет северная кровь? Это мы должны приспосабливаться к здешней жизни.

Он резко оборвал себя и начал утаптывать землю вокруг ямки. Стелла огляделась вокруг. Хитоло и трое носильщиков выжидающе наблюдали за ними. Они не останутся с нами, подумалось ей, они сегодня же сбегут.

Вашингтон какое-то время не разговаривал с ней. Она понимала, что он злится, поскольку его поймали за недостойным занятием и отчитали как мальчишку. Но когда они, пройдя около километра, вышли к берегу реки, где тропинка тонула в иле, он поравнялся с ней и пошел рядом.

— Вы не понимаете, — сказал он. — Вы здесь совсем недавно, вы прожили здесь недостаточно долго, чтобы понимать такие вещи. Мы ничего не знаем о папуасах, они не выносят, когда их изучают, поэтому, чтобы их понять, нужно обладать особым чутьем. Вот уже почти сто лет белые люди пытаются жить в тропиках, и выживают только те, кто повинуется их законам и поклоняется их богам.

Казалось, он и не заметил этого получасового молчания и говорил так, будто продолжал прерванную беседу.

— Разве не логично, — говорил он, — что в этой полосе, опоясывающей земной шар, нужно выработать особые способы защиты, чтобы выжить? — Он перешел почти на шепот и все время поглядывал на деревья, растущие вдоль тропы. — В каждой тропической стране существуют местные народы, которые сумели выжить в этих условиях и создали собственную культуру. И неизменно, неизменно каждый сохранившийся народ обладает навыками колдовства, магии, ворожбы и знает тысячи способов укрощения сил зла. Они признают зло. Они признают его и выживают. А мы гибнем. Мы, белые, цивилизованные, как вы это называете, люди, потому что мы не приемлем того, чему не можем найти научного объяснения. Мы думаем, что это детские страхи; мы не хотим снизойти до них и признать свою беспомощность.

— Могут быть и другие причины, — сказала Стелла.

— Какие причины? — В голосе его снова звучало раздражение. Казалось, он не признавал ничего, кроме собственной теории. — Почему же тогда, прожив год или около того в любой тропической стране, белые люди приходят к разладу с собой? Почему их личность начинает разлагаться? Почему их работа не приносит ожидаемых плодов? Почему они сводят счеты с жизнью, сходят с ума, спиваются, болеют?

Он замолчал, а когда снова заговорил, голос его звучал громче и более страстно.

— Потому что они отказываются понять, что это явление, которое они, считая себя просвещенной расой, насмешливо отвергают, существует на самом деле. О господи! Как глупо! Они думают, джунгли — это английский лесок. Они ни разу не проводили ночь в джунглях, как я, одни. Они не хотят жить — из чувства проклятого богом превосходства, — как живут туземцы, нашедшие единственный путь к выживанию, — повинуясь инстинкту, изобретая различные хитрости, сознавая собственную незначительность!

Стелла молчала, и он пустился в рассуждения об инстинктах, об ощущениях, об интеллекте, который идет по ложному следу; о цивилизованном мире, утратившем внутреннее чутье. То и дело он останавливался и смотрел через плечо, и шедшие за ними туземцы тоже останавливались.

К полудню они добрались до деревни и решили расположиться там на ночь. Теперь до Эолы оставался всего день пути.

Вечером, пока носильщики готовили ужин, Стелла пыталась завязать разговор с Хитоло, но чувствовала, что он не хотел откровенничать с ней. Заняв оборонительную позицию, он держался настороженно.

— Носильщики завтра пойдут с нами? — спросила она. Но он только загадочно тряхнул головой, избегая ее взгляда. — Если не пойдут, мы оставим все здесь и возьмем только подарки и немного еды для жителей Эолы.

— У нас нет подарков, — равнодушно ответил он.

— Почему?

— В прошлый раз люди Эолы вернули все подарки.

— Не может быть. Мистер Вашингтон сказал, что у них было с собой много подарков. Перламутровые раковины и каури. И мистер Ситон это подтвердил.

Хитоло кивнул.