— В Каирипи? — Он мельком посмотрел на нее и тотчас отвернулся. — Я не знал, стоит ли. Порывался поехать, но сомневался, захотите ли вы меня видеть. Ситон сообщил, что с вами все в порядке. Я не знал, что делать.
— И вы решили не делать ничего.
Он поджал губы.
— Вы сами затеяли все это, — сказал он. — Я подумал, что для вашего же блага будет лучше, если вы пройдете свой путь до конца.
— Ну вот мы и пришли, — проговорила Джанет, когда они приблизились к большой, дорогой и очень громоздкой машине Тревора. — Тони, ты поведешь?
Он шагнул к машине. Но Джанет протянула руку и, помявшись в нерешительности, неуверенно остановила его:
— Нет, пожалуй, лучше мне самой сесть за руль. Он не любит, когда ты водишь его машину, так ведь? Из-за твоего зрения. Очки мешают тебе видеть, что делается по сторонам.
Энтони открыл заднюю дверцу.
— Я поведу.
Джанет оглядела улицу, как будто надеясь, что появится Тревор и разрешит это затруднение. Наконец она села сзади и принялась уговаривать Энтони ехать очень осторожно.
Стелла не прислушивалась к их разговору. На противоположной стороне улицы стояла женщина и смотрела на нее. На ней не было шляпки, и солнце сверкало в ее блестящих черных волосах. Она стояла, опустив руки и выпрямившись, и что-то в ее облике подсказывало, что она простояла здесь долго. Это была Сильвия.
Их взгляды встретились. Стелла инстинктивно шагнула вперед с вытянутой рукой. Но между ними вклинилась машина, и, когда она проехала, Сильвия уже торопливо шагала прочь. Стелла смотрела ей вслед. Болезнь обострила ее чувства, и она принимала все близко к сердцу. Глаза ее наполнились слезами.
Она села в машину и захлопнула дверцу. Было четыре часа, еще не все магазины закрылись, и на улицах было много людей. Дома их уже ждал Тревор. Войдя в дом, Джанет и Энтони отступили в сторону, и Стелла оказалась впереди, словно они признавали ее лидерство в борьбе с их общим врагом.
Увидев его, она была поражена: он протягивал к ней руки — высокий, красивый, улыбающийся. За последние несколько недель образ его потускнел в ее памяти, и это лицо было совсем не похоже на лицо человека, которого она рассчитывала увидеть. Потом, приглядевшись повнимательнее, она подумала: «Нет, именно такое лицо у него и должно быть».
— Ну вот, вы снова с нами, слава тебе господи! — приветствовал ее Тревор.
Она хотела держаться спокойно и естественно, но ей не удалось укротить рвущиеся наружу ненависть и гнев. Не удержавшись, она сказала:
— Вы, должно быть, удивлены, вы ведь не ожидали этого.
Она в упор смотрела на него, но он спокойно выдержал ее взгляд. Она начинала понимать, насколько точно, в отличие от Дэвида и Вашингтона, он умел рассчитывать свои силы.
Тревор потрепал ее по плечу.
— Боюсь, позже вам придется ответить на ряд вопросов, но сейчас постараемся не касаться этой темы. Мне хотелось бы, чтобы вы забыли обо всем.
— Еще бы вам не хотелось, — едко бросила она, отступая на шаг. За спиной послышалась неловкая возня, и она поняла, что слова ее мало волнуют Тревора, но зато причиняют боль Энтони. Со словами: «Я распоряжусь насчет чая» — Джанет выпорхнула из комнаты.
Тем вечером она осталась наедине с Энтони. Джанет играла в бридж, а Тревор ушел на собрание. Было жарко, поэтому они расположились на веранде, откуда открывался вид на город. Какое-то время они сидели молча. Это было неловкое, натянутое молчание: оба чувствовали себя чужими друг другу. Наконец Стелла сказала:
— Что будем делать?
Он не ответил, но повернулся и посмотрел на нее. Очки его сверкали на солнце, и казалось, что он скрывает от нее какую-то тайну.
— Я имею в виду Тревора.
— А в чем дело?
Ей вспомнилась ночь у дома Вашингтона, когда он резко переменил свое отношение к ней и дал понять, что готов поддержать ее во всем. Он даже не подтолкнул ее к действию, всего лишь одобрил ее решение, а теперь боялся последствий. И у него были причины бояться.
— Не унижайте
Энтони смотрел вдаль. В голосе его не было ноток удивления, когда он осторожно спросил:
— Это Вашингтон вам так сказал?
— Не то чтобы. Он был слишком напуган, чтобы трезво мыслить. Но он давал мне понять — разными способами. Я
— Как легко вы их прощаете.