Кости. Навье царство (СИ)

Вот всё было хорошо в Ганне, кроме навязчивости. Иногда казалось, что она прилипла к заднице, как тот самый банный лист и отодрать её никак не удавалось. Вру, отодрать-то доводилось уж ни раз, потому может и приелась эта ее безотказность. Довольно трудно хотеть то, что можешь получить каждую минуту, легко, без каких-либо усилий.

— Прости, детка, — накрыв её руки на собственной груди, сделал над собой усилие, чтобы раздражение не отразилось на лице. Невеста, это тебе не шлюха подзаборная, тут хочешь — не хочешь, приходится и уважение проявлять, и себя сдерживать. Последнее я не любил, надо сказать и удавалось это мне крайне плохо.

— У нас с ребятами мальчишник по такому случаю. Ты, может, мне веник собрала, как будущая жена?

— Заговоренный на удачу! — Губы тронуло лукавой улыбкой. Ганна, тщеславная и гордая, как все представители ее рода, очень любила напоминание, что наш союз дело решенное и мы всенепременно поженимся вскорости.

“Если бы на что и заговорила, так на импотенцию.”

Ганна догадывалась, что честным женихом назвать меня сложно, даже пару раз пробовала закатывать истерики, но я пресек, дав понять, что пока наш союз не занесен в скрижали и не благословлён Древними, спросу с меня никакого. Уйти от меня она все равно не могла: магическая клятва не позволит, а уговорить отца разорвать помолвку — это надо черти знает, как постараться. Да и очень уж ей хотелось быть женой правой руки Чернобога, кто же из нечисти от такого добровольно откажется?

— Не балуешь ты меня совсем, — Ганна надула полные губы, когда-то в самом деле казавшиеся мне до одури соблазнительными. Правильно мать в детстве говорила: пока мороженое раз в неделю — десерт, а дай есть до отвалу — будет вкусом не лучше супа крапивного. А я, дурак, не верил. Надо что ли сходить, покаяться.

“Отец, сука, совсем уж с новой любовницей распоясался. Однажды войду в силу и лично яйца его побью, пока не найду заветное и не переломлю иглу за материнские слезы.”

— Так ведь месяц не сплю, к Купале готовимся, — тупая отмазка, но другая в голову не пришла, да и достал разговор этот — сил нет. С другой стороны, все готовились к празднику Купалы: и люди, и нечисть и сами Боги. Обвинить меня было не в чем, но я все же решил добавить, — выбери себе что-нибудь в ювелирном, пусть на мой счёт запишут.

Ганна обиженно вздохнула, махнула рукой, будто выуживая что-то из воздуха:

— Веник твой, из всех деревьев по хворостине. От хворей, что тебя, заразу и так не берут, от дури, хоть поздно уже и от сглазу, конечно, — скривила губы. — Где найти дурака, который бы посмел Кощея сглазить. Да и не пристанет ведь, отлетит, как от щита невидимого сторицей вернется пакостнику.

— Люблю умных женщин, — забирая веник, вскользь коснулся губами протягивающих его рук.

"А тебя не люблю. Ты и сама, небось, будучи умной, знаешь".

— Мне пора, — проигнорировав подставленные для поцелуя губы, чмокнул в макушку. — Увидимся завтра.

Исчезнув в вихре портала, вышел уже у натопленной баньки, расположенной в господской части поместья, куда не пускали чужаков и гостей. Небольшой деревянный сруб дымил в небо запахами мяты, папоротника и лютиков. Довольно втянув воздух, наполненный ароматами трав, скинул баннику-прислужнику вещи.

— Остальные на месте? — спросил баньщика. Пояснять, кого жду не приходилось: мы с Тимом и Светом всегда на Агриппину ходили париться в баню. Еще с юных лет прижилась эта традиция. Да и кто не парится на Руси на Агриппу-то? Тот разве, кому свет не мил, да жизнь опостылела.

— Токма Светослав Никитич, господин, — согнувшись пополам в поклоне пролепетал растрепанный, похожий на сгорбленного старичка в обносках, родственник домового. Отпустил его рукой, подхватив полотенца да ритуальный веник.

Веники на Агриппу собирали из разных деревьев. Ветка березы, ветка ольхи, ветка ивняка — каждое дерево со своим умыслом и силой. Одним положено в бане париться, вторым скот оббивать, чтоб не хворал весь год, да темные не таскали (как будто удержит нас жалкий березовый прут), а третий кидают через плечо, выйдя из парилки. Если упал вершиной в сторону погоста — помрешь в течение года, прямой дорогой к Чернобогу на поклон.

“Что-что, а веник Ганна собрала знатный! Не зря нашим девкам с молоду в головы втолковывают, как надо и что каждая его часть значит.”

— Ганна одарила никак? — словно прочитав мои мысли, насмешливо уточнил развалившийся на банной лавчонке друг. Его деревянная кружка, размером чуть не с лохань, приятно обволакивала ароматом медовухи.

— Завидуй молча, — небрежно кинув полотенце в друга, занял скамью напротив Светослава, зачерпнув чаркой из бочонка рядом. — Хороша медовуха.

Настроившись на приятный вечер без баб и их дури, расслабился, откинув голову на бревенчатые стены. Пар приятно пробирался под кожу. Не успел пригубить медовуху толком, как послышался протяжный вой, грохот и взрыв откуда-то со стороны входа. Парную тут же обдало жаром вспыхнувшего пламени, языки огня слизали веник, голодным зверем набросились на почерневшее полотенце.

“Знатно занялся огонь, зараза!”