Кости земли

— По-видимому, высматривает своего дружка. Рыболовы не отличаются сообразительностью. Только взгляните на эти жирные бедра. Никаких мозгов — сплошная задница!

— Почему ее спина совпадает по цвету с кустами, а брюхо такое светлое? — Монк вернул бинокль.

— Рыболов проводит много времени в воде, — быстро объяснила Сэлли. — Светлый живот делает его менее заметным для рыб. Расскажи ему, чем все кончилось, — велела она Лидии.

— Обязательно. Теперь детеныши рыболова уже вылупились. Бедная вдова вынуждена оставлять их несколько раз в день, чтобы порыбачить и добыть корм для всей семьи. Жизнь матери-одиночки — невеселая штука. Но для меня это даже удобно, я могу проверять гнездо. Аллозавр вылупился двумя днями позже остальных. Он был чуть больше своих названных братцев и сестриц, и мне показалось, что он пожирал больше рыбы, чем остальные. На следующий день в гнезде уже недоставало одного из детенышей.

Монк присвистнул.

— Настоящий синдром Каина и Авеля. С тех пор в гнезде каждый день становилось на одного детеныша меньше. Один в день — как по часам. Сейчас маленький аллозавр остался один, но одураченная вдова продолжает таскать ему рыбу. Долго ли аллозаврик будет разыгрывать комедию? Прозреет ли в конце концов его мачеха? Согласитесь, похоже на «мыльную оперу»!

— И сколько это продлится?

— Не думаю, что долго: «птенчики» рыболова обычно покидают гнездо спустя три недели после рождения. Но, к сожалению, уже завтра я должна быть в Калифорнии, начинается учебный год. Поэтому я и прошу Сэлли присмотреть за гнездом в мое отсутствие.

Монк пристально поглядел на Сэлли. Та воскликнула:

— Они могли бы вернуть тебя ко времени начала занятий через две недели, а не сегодня!

— Совершенно верно, так я им и сказала! А они? Они послушали меня? Нет, конечно! Бюрократы! Один день времени дома за один день времени в прошлом. Никаких исключений.

— Ненавижу этот образ мышления. Ненавижу ложь и жульничество. И больше всего я ненавижу секретность. Будь я на твоем месте, я бы плюхнулась на землю, и пусть бы они тащили меня отсюда силком.

— Ну, это же ты, Сэлли! Не все такие бунтари. Мои вещи упакованы и ждут отправки во временной туннель. Завтра в это же время я буду учить юных, свежевыбритых бездельников. Я… Впрочем, хватит об этом. Мне пора.

Лидия хлопнула себя по коленям и встала.

— Я ничего не забыла? Шляпа, бутылка воды… Стулья я оставляю. Вижу, опять ловишь архи? Джоргенсен в долгу перед тобой, Сэлли.

— Что я должна делать?

— Динозавриха оставляет гнездо три-четыре раза в сутки, как минимум на двадцать минут. Тебе надо раз в день проверять его. Когда аллозавр покинет приемную мать, отправь мне в будущее свои записи. Ручаюсь, ты станешь соавтором моей работы.

— Надеюсь, — ответила Сэлли. Лидия Пелл легонько обняла подругу.

— Спасибо тебе. Эта работа столько значит для меня. Я не доверила бы ее никому другому.

В конце концов она ушла.

— Что ж, — вздохнула Сэлли, — теперь нам остается только ждать. Не будем тратить время зря, включайте свою машинку.

Работа над интервью шла гладко.

— Где вы обнаружили ваш необыкновенный образец?

— Я откопала его в лавке, торгующей минералами и ископаемыми останками. По дороге домой с летних раскопок я остановилась в… Не будем уточнять где. Остановилась и завела беседу с хозяйкой лавки. Наоми оказалась археологом-любителем и попросила меня идентифицировать несколько находок. Среди них была и эта. Я спросила, где она ее откопала, Наоми показала место на карте и обещала отвезти меня туда весной.

— Вы объяснили ей, насколько ценен этот экземпляр?

— Конечно.

— И, несмотря на это, она отдала его вам?

— Да.

— Вам крупно повезло.

Они разложили образцы в задней части дома — Наоми жила за магазином — и просматривали многочисленные обувные коробки и банки из-под кофе, наполненные ископаемыми. После двух часов работы, классифицировав почти все, Сэлли потянулась на стуле и поглядела в окно. Вид открывался невеселый: несколько тополей, машина без колес, поставленная на старые кирпичи, и пустая парковка за мотелем у дороги.

Наоми — худая, нервная женщина с резкими чертами лица и большими карими глазами — вернулась из кухни с чайником в руке и, перехватив взгляд Сэлли, подтвердила:

— Да, смотреть особо не на что. Иногда здесь бывает тоскливо.

— Не сомневаюсь.

Сэлли подняла обломок так, чтобы на него упал свет, и, покрутив, положила к другим.

— Как получилось, что вы застряли здесь?

Наоми была одета в топик без рукавов и длинную, до самых лодыжек, юбку.

— Знаете, я купила эту лавку пополам с подругой, но она…

Сэлли развернула последний образец, и у нее перехватило дыхание. Слова Наоми потеряли всякий смысл.

Кости, которые она держала в руках, застыли как попало и оказались повреждены неаккуратным обращением Наоми. Но кое-что определялось точно. Одна из локтевых костей сломана, так что было видно внутреннюю полость, как у птиц. Череп сохранился достаточно хорошо и тоже напоминал птичий. Однако неподалеку находился фрагмент челюсти с зубами.

И по всей окаменелости, подобно нимбу, окружающему разрозненные останки, виднелись четкие отпечатки перьев.