Кости Земли

– Черт вас побери! – с чувством произнес Гриффин. Он не видел необходимости посвящать его в эту информацию и чувствовал, как наливается злобой. – Зачем втягивать в это меня? Большая разница – посылать людей в опасную ситуацию или посылать их на верную смерть!

– Не такая большая, как тебе кажется.

– Это самое настоящее убийство.

Старикан промолчал, да Гриффин и не ждал ответа. Он медленно дочитал рапорт до конца и, вздохнув, сказал:

– Так вот почему Лейстер ненавидит меня. Боже правый. Знай я раньше, я бы обошелся поласковей с бедным придурком.

– Такое случается.

– Потому что мы позволяем ему случаться.

– Случается, потому что случается. Мы не имеем права вмешиваться. И не делай вид, что не знаешь почему.

Старикан подошел к окну и открыл жалюзи. Гриффин заморгал от яркого предзакатного солнца. Снаружи практиканты с энтузиазмом толпились вокруг подъехавшего лендровера. Старикан показал на них своим так и не тронутым стаканом.

– Посмотри. Такие юные, энергичные. И ни один из них не имеет понятия, как хрупко его собственное существование.

Гриффин не ответил.

Старикан опять закрыл жалюзи. Гриффин сидел, ослепленный и ошарашенный.

– Они тоже умрут, раньше или позже. Все умирают.

– Не из-за меня. Черт побери, я этого не сделаю! Я голыми руками разорву всю вашу паршивую систему! Клянусь!

Но оба знали, что это только слова.

– Все умирают. И так много живущих пытаются об этом не думать.

Старикан опять поставил бурбон и открыл «дипломат». В этот раз он достал оттуда коричневый бумажный пакет и водрузил его на столешницу. Из пакета с грохотом выкатился какой-то предмет.

– Это тебе.

На столе лежал человеческий череп. Он явно пробыл в земле не дольше нескольких десятков лет. На одной щеке – симпатичное пятно зеленого мха. Недостает зубов.

У Гриффина пересохло во рту.

– Чей это?

– А ты как думаешь?

Старикан смял пакет и засунул его в карман. Затем осушил стакан, который держал в руках все это время, и направился к выходу. В дверях Старикан остановился и произнес:

– Memento mori[16]. Помни, ты тоже должен умереть.

Он тихо прикрыл за собой дверь, оставив Гриффина в ужасе глядеть на лежащий перед ним череп.

Его череп.

Пересекая территорию станции, Гриффин заметил студентку, которая этим утром вела экскурсию. Сейчас она помогала тащить только что пойманного велоцераптора от лендровера к открытым загонам, где содержались животные. Гриффин остановился посмотреть. Девушка-экскурсовод и еще двое студентов волокли зверя за специальный ошейник с торчащими из него шипами. Велоцераптор яростно отбивался, но грозные челюсти щелкали впустую, не задевая никого из обидчиков. Старший группы стоял рядом с электро-шокером в руке – на случай, если животное вырвется.

Девушка сияла от пота и возбуждения, улыбка походила на гримасу. Совершенно очевидно, думал Гриффин, что это один из самых волнующих моментов в ее жизни.

– Вы идете, сэр?

– Сейчас, Джимми. Ступай вперед, я догоню.

Он дождался, пока животное благополучно водворят в клетку, и приблизился к девушке.

– Вы неплохо поработали сегодня утром.

– А?.. Спасибо, сэр.

– Я имею здесь кое-какое влияние и хочу, чтоб вы знали: я буду рекомендовать вас на должность администратора. Конечно, нет никаких гарантий, но при должной настойчивости с вашей стороны я надеюсь встретить вас через несколько лет в роли руководителя департамента.

Девушка посмотрела на него в ошеломлении. Он положил ладонь ей на плечо.

– Продолжайте в том же духе. Мы гордимся вами.

Гриффин пошел прочь, стараясь не оглядываться. Мысленно он видел, как она сейчас поворачивается к первому попавшемуся из своих товарищей и спрашивает: «Кто это?» Как глаза ее расширяются от ужаса, когда она слышит ответ.

Иногда, чтобы достичь своей цели, необходимо лгать. Он ненавидел эту ложь.

4 КУКУШКИНО ГНЕЗДО

Станция Богемия: мезозойская эра, юрский период, верхняя юра (мальм), титонский век. 150 млн. лет до н. э.

Сэлли разбудило пение камптозавров.

Она вздохнула и, задев рукой сетку от москитов, потянулась на кушетке, но не поднялась. Сэлли всегда вставала с трудом, даже в такие дни, как сегодня.

Сегодня она собиралась изменить мир.

Никто не понимал, почему камптозавры поют. Сэлли считала, не имея, впрочем, никаких доказательств, что они делают это просто так, из чистого удовольствия. У нее были и другие смелые теории. Некоторые она опубликовала, об остальных говорила везде, где только можно. С младых ногтей Гертруда поняла, что в мире науки замечают, не сколько разты проиграл, но сколько раз выиграл. Одна большая удача полностью затмевает череду ошибок.