— Привет-привет. — Дабофф отсалютовал ему, подняв кулак. — Ты взглянул на цапель перед тем, как прийти сюда?
— Пока нет, сэр.
— Невероятные птицы. Величественные. Вот такой размах крыльев. — Он вытянул в стороны морщинистые руки.
«Зря ты считаешь, будто мне есть до этого дело».
Дабофф подошел ближе; от него кошмарно воняло органическим дезодорантом, который он пытался всучить еще и Ченсу.
— Совсем как птеродактили. И умелые рыболовы.
Ченс полагал, будто цапля — это и есть рыба, пока Дабофф не сообщил ему обратное.
Тот устроился поблизости от стола, обнажив в улыбке ужасные зубы.
— Богачи в Беверли-Хиллз не любят, когда в сезон кормления птенцов цапли прилетают и поедают их драгоценных карпов-кои. Кои — это извращение. Мутация, которой люди подвергли бурого карпа, перепутав все ДНК, чтобы получить эту дикую расцветку. Цапли — это сама Природа, великолепные хищники. Они кормят птенцов и восстанавливают истинный природный баланс. Чтоб эти типы из Беверли-Хиллз провалились, ага?
Ченс улыбнулся.
Должно быть, эта улыбка была недостаточно широкой, потому что Дабофф вдруг нахмурился.
— Ты ведь живешь не там, если я правильно помню?
— Нет, сэр.
— Ты живешь в…
— Брентвуде.
— В Брентвуде, — повторил за ним Дабофф, точно пытаясь сообразить, что бы это значило. — Твои родители не держать карпов-кои?
— Нет. У нас даже собаки нету.
— Это хорошо с вашей стороны, — отозвался Дабофф, похлопав Ченса по плечу. — Они все равно что рабы, эти домашние питомцы. Вся эта идея ничем не лучше рабства.
Его рука по-прежнему лежала на плече Ченса, и тот задумался — может быть, этот тип педик?
— Ну да, — произнес он, слегка отодвигаясь.
Дабофф почесал колено, опять нахмурился и потер розовый волдырь.
— Остановился у болота, чтобы проверить, не накидали ли там мусора. Должно быть, там меня кто-то укусил.
— Обеспечивать едой братьев наших меньших — хорошее дело, — сказал Ченс.
Дабофф смотрел на него, словно пытаясь понять, не морочит ли парень ему голову.
Ченс снова напустил на себя облик Мистера Искренность, и Дабофф, решив, что тот говорил от души, улыбнулся.
— Полагаю, ты прав… ладно, я просто подумал, что надо зайти и проверить, как у тебя дела, перед тем как твоя вахта завершится.
— У меня все отлично, сэр.
— Ладно, попозже я еще зайду.
— Эм-м, сэр… мне вроде как скоро уходить, — напомнил Ченс.
Дабофф улыбнулся.
— Ну да, конечно. В десять можешь закрывать офис. Я приду потом. — Он направился к двери, потом остановился и оглянулся. — Ты делаешь благое дело, Ченс, что бы ни сподвигло тебя на это.
— Совершенно верно, сэр.
— Зови меня Сил.
— Договорились, Сил.
— Ты ничего не хочешь мне передать? — осведомился Дабофф.
— Что именно, сэр?
— Были звонки или сообщения?
Ченс улыбнулся, сверкнув идеальными белыми зубами, которыми был обязан пяти годам посещения кабинета доктора Вассермана.
— Ничего не было, Сил, — с абсолютной уверенностью в голосе ответил он.
Глава 2
Бобу Эрнандесу были нужны деньги.
Ничто, кроме денег, не могло дать ему возможность выбраться из ситуации.
В пять часов утра «Тихоокеанские общественные склады» походили на заполненный туманом мусорный контейнер — словно одно из тех мрачных местечек, которые используют в качестве декораций к фильмам о серийных убийцах и наркоторговцах. Здание было открыто круглосуточно, но большинство ламп, которые должны были освещать проходы между отсеками, были выкручены, и аукционисту приходилось светить ручным фонариком.
В этот час еще никто до конца не проснулся, не считая этого азиата. Жалкое зрелище по сравнению с другими аукционами, на которых доводилось присутствовать Бобу. Только он, еще четыре человек и аукционист, седовласый тип по имени Пит в костюме и при галстуке. Костюм был коричневый и дешевый, а галстук висел мятой тряпкой. Этот тип напомнил Бобу одного из тех неудачливых адвокатов, которые болтаются вокруг здания городского суда, ожидая, когда им перепадет какое-нибудь дело.
Лос-анджелесские законники, совершенно не похожие на тех, которых можно увидеть в фильме «Закон Лос-Анджелеса». Или «Юристы Бостона», если уж на то пошло.
Боб хотел бы иметь дело только с симпатичными девушками-адвокатами, которые страстно защищали бы его — и после того, как спасут его задницу, не менее страстно предлагали бы ему уединиться где-нибудь вдвоем…
Вместо этого ему назначили Мэйсона Сото из отдела государственной защиты, который учился в Беркли и три раза за разговор упомянул об этом. Пытался подружиться с Бобом, словно они были в детском саду, говорил об иммиграции, о «Ла раса»[4].
Мэйсон Сото вырос в Сан-Франциско и считал, что страна должна открыть границы для всех. Боб рос в Западной Ковине. Его отец был из семьи мексиканцев, перебравшихся в Америку три поколения назад, и, отслужив в морской пехоте, устроился пожарным. Мать была из семьи шведских эмигрантов, живших в США уже четыре поколения, и работала в полиции диспетчером. Оба брата Боба стали копами, и вся семья, включая его самого, считала, что люди должны играть по правилам, а тех, кто этого не делает, следует отправлять куда подальше пинком под зад.