Как я рассказывал, в первом классе началась моя война с математикой, которая продолжается до сих пор с переменным успехом. Умолчал я о том, что со второго класса вынужден вести войну на два фронта. Неожиданно для всех к математике примкнул английский. И если в случае с математикой мамино негодование удачно переадресовывалось «несчастному гуманитарию» в лице папы, то в трудностях с английским виновных найти не удавалось. Родители владеют двумя иностранными языками каждый. Собственно, мама у меня работает переводчиком. А папа долго объяснял мне, кем работает, но я то ли не понял, то ли не запомнил. Но он тоже много общается с иностранцами, в том числе по телефону.
И даже бабаня то жаловалась на дриззлинг1
за окном, то просила выбросить что-нибудь в гарбидж.2 Целуя меня перед сном, она говорила «Гуд найт» и «Си ю туморроу монинг».3– Сито макароник, – отвечал я, уверенный в виртуозном владении иностранным языком.
И вот урок за уроком я осознавал всё яснее, что ничего не выходит: сначала я путал русские и английские буквы, потом совершенно не мог взять в толк, по каким правилам читать слова, наконец в битву вступили два ужасных артикля, и я капитулировал. Два раза в неделю я ходил в школу как на каторгу. Но самое обидное, что мы с Марусей попали в одну группу и она регулярно оказывалась свидетельницей моего позора. Жалость в её глазах была совершенно невыносимой.
И если Наталья Сергеевна была однозначно на моей стороне, то англичанка, судя по всему, записалась во вражеские агенты. И позывной у неё был – Стрекоза. Стрекозой её назвали ещё до нас за огромные переливчатые очки. Глаза за очками тоже были большущими. Она много улыбалась, но как-то предательски. И активно двигала челюстью, когда выговаривала английские слова.
Вот вам пример типичной английской экзекуции.
– What is your name?4
– спрашивает меня Стрекоза.– Май нейм из Костя, – отвечаю я, чеканя слова. Изображать акцент я уже давно перестал, потому что каждое моё слово тогда сопровождалось дружным ха-ха.
– What is her name?5
– Стрекоза показывает на Марусю.– Маруся, – отвечаю я, счастливый от того, что понял смысл вопроса.
– Right.6
Но давайте ответим полностью.– Май нейм из Маруся, – бодро отвечаю я.
И все смеются. А когда успокаиваются, Стрекоза продолжает:
– How old are you?7
– Ай эм эйт, – отвечаю я уже менее уверенно.
– How old is she?8
– И она снова указывает на Марусю.Я больше не хочу быть посмешищем и молчу.
– Is she eight years old as well?9
– медленно говорит училка и таким тоном, как будто подсказывает мне ответ.– Эйт, эйт, олд10
, – бурчу я.Два главных знатока английского прыскают от смеха, остальные подхватывают. Маруся сочувственно качает головой.
Однажды Маруся догнала меня в коридоре после уроков.
– Куликов, хочешь позанимаюсь с тобой английским? – спросила она.
Я замотал головой. С одной стороны, я готов был заниматься с Марусей хоть китайским, а с другой – если бы мама занималась с папой математикой, они бы точно никогда не поженились.
– Я сам! – поспешил я.
– Как хочешь, – пожала плечами Маруся. – На следующем уроке диктант.
– Я справлюсь, вот увидишь, – пообещал я и прикусил язык.
Каким образом справляться, я, конечно, не представлял. Я до сих пор все буквы не запомнил, куда уж мне запомнить слова!
– Никитос, – сказал я другу, – я в среду не приду. Скажу маме, что плохо себя чувствую.