Костя в средней школе

Мама предложила мне пойти на отпевание попрощаться с бабаней. И я согласился. Я немного боялся, но мои опасения оказались напрасны: бабушка лежала в гробу вполне довольная, как будто ей снился приятный сон. А придя домой, я взял её книжечку с молитвами, обклеенную со всех сторон скотчем, и нашёл по содержанию канон на исход души, который она упоминала в спорах о коронавирусе. Я читал его поздно вечером, стоя перед окном, когда уже все легли спать. Я мало что понимал из прочитанного — тем более, что слёзы и сумерки затрудняли чтение. Но я был уверен, что бабушка очень рада и даже благодарна. И плакал я не от горя, а от чего-то другого — большого, важного, что мне трудно описать, несмотря на недюжинный писательский талант.

А в августе у меня родилась младшая сестричка. Мама сразу сказала, что это вылитая бабаня, и её назвали Анютой. Действительно, в первый день она была немного сморщенной, довольно суровой и с носом-крючочком. Но уже через неделю разгладилась, заулыбалась совершенно умопомрачительной улыбкой, и от этого сходства только имя и осталось.

Мне кажется, до сих пор я оставался единственным в классе без братьев и сестёр. И поскольку я так и не успел возлюбить оригинальность, я был очень благодарен судьбе и родителям за этот подарок. И мне почему-то ужасно хотелось показать её, такую хорошенькую и сладкую, одноклассникам, в первую очередь — Марусе. Я даже сам не понимал, зачем, но вот эта картинка, когда я держу на руках улыбающуюся мне Анюту на глазах у Маруси, засела крепко. И я начал придумывать разные поводы, чтобы мама привезла её в школу. Убеждал, что наш зелёный тихий школьный двор просто идеальное место для прогулок с младенцем, просил встретить меня с коляской и забрать тяжёлый рюкзак, чтобы я поехал покататься с Никиткой. Но мама никак не соглашалась.

И вот в октябре нам на каникулы раздали темы рефератов по обществознанию, и мы с Марусей оказались в паре. И я сказал, что буду после обеда гулять с сестричкой и мы сможем обсудить буддизм вдоль и поперёк. Маруся согласилась. Теперь осталось получить мамино согласие. Мама долго не могла взять в толк, почему буддизм нужно обязательно обсуждать, гуляя с Анютой. И я соврал, что стесняюсь оставаться с Марусей наедине. На самом деле после предыдущего дня рожденья эта фобия вместе с кошмарными снами меня оставила. Но мама сразу согласилась: она всегда готова помочь избежать конфузной ситуации.

Погода выдалась просто ужасная — промозглый ветер, дождь. Как говорила бабаня, «хороший хозяин собаку не выгонит». Мама, наверное, радовалась, что я её подменил. К счастью, к полудню ветер разогнал тучи и выглянуло солнце. Я оставил дождевик дома и, в десятый раз получив указания на все случаи жизни, заранее отправился на улицу.

Когда спускался на лифте, этажом ниже встретил пожилую соседку, которая живёт под нами. У нас с ней сложились напряжённые отношения из-за того, что в дошкольном возрасте я очень много и громко бегал, а мама отказывалась отдать меня в детский сад. Мне всегда мерещился упрёк в её маленьких глазах под тонкими нарисованными бровями. Но вообще характер нашего общения очень зависел от её настроения. В плохом настроении она могла даже не поздороваться или пожаловаться, что из-за моего топота у неё голова раскалывается. А в хорошем — здоровалась, звала меня Костенькой и неизменно поражалась тому, как я вырос и как стал похож на папу (последнее, впрочем, произносилось с некоторым сочувствием). До рожденья Анюты она даже иногда сокрушалась, что соскучилась по топоту детских ножек.

Так вот, когда двери лифта открылись на седьмом этаже, я сразу понял, что настроенье у неё так себе.

— Езжай, езжай, — сказала она, несмотря на мою готовность подвинуться. — Нашли себе няньку, — пробурчала она, когда двери закрывались.

Встреча с ней показалась мне дурным знаком, или просто у самого настроение испортилось. Но Анюта очень быстро уснула, а Маруся пришла, как всегда, вовремя, и мы отправились по предписанному мамой маршруту, а именно — вокруг нашего дома. Конечно, Маруся пришла в полное умиление от Анюты. Я шёпотом рассказывал про то, как она переворачивается, как хватает и тянет в рот мой палец, и я уверен, что снизу вот-вот покажутся зубки. Про буддизм мы и не вспоминали, хотя материал я подготовил. Заговорившись, я сам не заметил, как вырулил на набережную. Там оказалось немало народа. Я заметил, что люди подолгу задерживают на нас взгляд. Один дяденька, из тех горячих упитанных мужчин, которые в любую погоду ходят без шапки, перчаток и в расстёгнутой куртке, смотрел-смотрел, уже прошёл мимо, но решил вернуться.

— Молодые люди, — спросил он зычным низким голосом, — это ваш ребёнок?

Мы с Марусей опешили.

— Наш, конечно, — ответил я обиженно. — Чей же ещё?

Подозрительности в глазах дяди только прибавилось.

— Это его сестра, — поправила меня Маруся.

— А-а, — сказал дядя. — Что ж вы мне голову морочите?

И пошёл дальше.