Костяная сказка

Солнечные лучи ласково пробежались по лицу, с затаенным озорством прикоснулись к щекам и игриво пощекотали ноздри. В носу засвербело, будто кто-то перышком прошелся. Громкий чих, сорвавшийся с уст, пронесся по спаленьке и вырвал из сладкой дремы.

– Встаю, уже встаю, – пробурчала я, прикрывая ладонью глаза от яркого света. – Красно Солнышко, мог бы и не будить!

Без зазрения совести поставила бы горсть монет, что совсем рядом раздался хриплый мужской смех – задорный, довольный, уже мне знакомый, а в синеве небесного купола промелькнула тень молодца в расшитом золотом алом плаще. Белые кучерявые облака поспешно, точно приставленные к дитю нянюшки, скрыли человеческие очертания за своими пышными юбками.

Ополоснув лицо холодной водой в лоханке, я переплела косу и потянулась к чистому сарафану. На льняной ткани, как забытый подарок, покоилось черное петушиное перо – длинное, на свету переливающееся багрянцем. Я покрутила перо в руке, усмехнулась и спрятала под подушку – пригодится еще. Когда обитаешь в костяной избушке, окруженной забором из черепов и охраняемой тремя братьями, быстро привыкаешь видеть потаенный смысл даже в простых вещах: иначе на стыке Яви и Нави не выжить.

Дверь с негромким лязгом выпустила меня в коридор с холодными скрипучими половицами. Стены из выбеленных песком времени костей пошли рябью, покрываясь замысловатыми узорами: где-то проступили цветы, где-то хищные оскалы и острые когти. Позади меня, подпрыгивая как мелкие докучливые щенки, трусили тени. Стоило обернуться, как они испуганными мышами разбегались по углам. К этому я уже была привыкшей, потому не обращала внимания: днем они мне ничего не сделают, нечисть сильна лишь ночью.

Из стены высунулся костяной указательный палец и любезно постучал по моему плечу.

– Доброго утречка, Афанасий Васильевич, – учтиво откликнулась я. – Как твое здоровье?

Палец мотнулся влево, затем вправо, а после и вовсе затанцевал на месте. Я терпеливо выслушала ответ и с состраданием заметила:

– Погода меняется, вот и ломит кости. Ничего, потерпи, родной, немного: я тебе мазь из буковицы принесу, все как рукой снимет!

Я запоздало прикусила язык, с которого неосторожно сорвалось столь привычное, но неловкое и глупое сравнение. Странное, точно озорной мальчишка, оказавшийся вдруг певчим в церковном хоре.

Афанасий Васильевич (кем бы он ни был до того, как его кости стали основой избушки) по-дружески коснулся кончика моего носа и исчез в ряби стены, будто в омуте. Я покачала головой и ускорила шаг. Возле трапезной ненадолго остановилась, оправила сарафан, цыкнула на особо ретивые тени у подола и перешагнула порог.

В большие резные окна, прикрытые полупрозрачными занавесками, заглядывало солнце. Его яркие лучи скользили по гладкому деревянному полу и золотистыми завитками играли на расшитой скатерти на высоком столе. Таком длинном, что он протянулся вдоль всей стены.

За скатертью-самобранкой восседали Кощей и Леший и с азартом резались в карты.

– А что на это скажешь, пень ты мой яхонтовый? – промурлыкал Кощей и резко бросил на стол карту. На длинных пальцах сверкнули камни перстней. – Есть чем крыть-то?

В бархатном голосе Кощея хищником притаилось нетерпение. Друг Яги (а может, и ее любовник, поди разбери, что за отношения их связывают!) любому делу отдавался со всей страстью, как если бы и не умел иначе. Вот и сейчас играл так, словно целое царство на кону. Волосы цвета спелой пшеницы, на днях обрубленные по плечи, топорщились на макушке. Атласная рубашка (заморская, не наша) с мелкими жемчужными пуговичками была расстегнута до самой широкой груди. На ней покачивался деревянный оберег на тонкой цепочке. Кощей закатал рукава до локтей, обнажив покрытую золотистым загаром кожу. В прищуренных глазах цвета сочной листвы и колдовства полыхало задорное пламя.

– А ты меня не торопи, угодник бабский! – проскрипел Леший. На носу его длинного носа, точно бородавка, сидел крошечный желудь. – Чай не под березкой в ночи свиделись! Это токма в любовных утехах спешка нужна, а в картах думать надо…

Кощей фыркнул и с насмешкой сложил руки на груди. Карты при этом он предусмотрительно сжал в ладони так крепко, что как ни приглядывайся – не разобрать, что там за рубашкой притаилось.

Взгляд Лешего метнулся к чужим картам, а затем с разочарованием вернулся к своим. Длинный острый нос досадливо дернулся, и на пол полетела шапочка желудя.

– Доброе утро, – поздоровалась я, садясь за стол. Кощей, не поднимаясь с лавки, чуть подвинулся. – А где Яга?

– В подполе, собранные вчера травы разбирает. А может, ворожит, кто ее знает.

Я кивнула и потянулась к самовару, стоящему на краю стола. Кощей, ненадолго оторвавшись от игры, услужливо забрал мою чашку и вернул, наполненную горячим ароматным чаем. По трапезной пополз густой запах хвои. Это Леший вытащил из ушей старые шишки, потряс их и вставил обратно.